Она вдруг почувствовала себя совсем одинокой среди окружавшего ее молчания: ни одного звука не доносилось ни из лагеря матабеле, ни снизу от макаланга, а яркий лунный свет наполнял все вокруг таинственными тенями, которые казались живыми. Зная, что отец не мог ее увидеть, Бенита немного поплакала, потом тоже пошла спать. Она чувствовала, что развязка, какова бы она ни была, уже близка, но у нее не было сил думать об этом. К тому же она ощущала какую-то необычную тяжесть в глазах, и прежде чем она успела прочесть молитву, ее голова опустилась на подушку. Бениту охватил глубокий сон. Больше она ничего не помнила.
Если бы Бенита страдала бессонницей, как это часто бывало с ней в те страшные дни, она услышала бы около полуночи легкие шаги какого-то живого существа, подкрадывающегося к ее палатке, и увидела бы, что лунный свет, проникавший к ней сквозь щели в неплотно сходившихся парусиновых стенках, внезапно заслонила фигура человека, вытянутые руки которого проделывали какие-то таинственные пассы. Но Бенита и не видела, и не слышала. Погруженная в сон, вызванный полученным ею питьем, она и не подозревала, что он стал мало-помалу переходить в какой-то странный обморок. Она совершенно не помнила, как поднялась, набросила на свое легкое платье плащ, зажгла лампу и, повинуясь стоявшему перед ней человеку, выскользнула из палатки. Она также не слышала, как ее отец, разбуженный звуками шагов, выбежал, спотыкаясь, из своего шалаша и обменялся несколькими словами с Джейкобом Мейером, пока она стояла рядом, с лампой в руках, словно привидение, лишенное воли.
– Если вы осмелитесь разбудить ее, то, уверяю вас, она умрет, а за нею и вы, – прошипел Джейкоб, хватаясь за револьвер у своего пояса. – С ней не случится ничего дурного, клянусь вам! Следуйте за нами, и вы увидите. Молчите же, потому что от этого зависит наша судьба.
Побежденный странной силой его голоса и взгляда, мистер Клиффорд молча последовал за ними.
Они прошли по извилистому входу в пещеру. Впереди шел Джейкоб Мейер, спиной вперед, точно герольд перед царственной особой; потом сама царственная особа, в образе девушки, походившей на мертвую, с длинными распущенными волосами, в плаще и с лампой в руке; позади всех шел старый, седобородый человек, олицетворение Времени, сопровождающего Красоту к ее могиле. Вскоре они достигли большой пещеры и, миновав вскрытые могилы, отверстие колодца и алтарь, остановились у подножия Распятия.
– Сядьте, – сказал Мейер, и Бенита, пребывавшая в трансе, опустилась на ступеньки у подножия креста, поставила лампу на каменные плиты пола и низко опустила голову, так что ее длинные волосы упали на ее обнаженные ноги и совсем закрыли их. Он подержал руки над ее головой и спросил:
– Вы спите?
– Да, – отвечала она странным тихим голосом.
– Ваша душа бодрствует?
– Бодрствует.
– Прикажите ей вернуться назад, сквозь многие века, к самому началу, и скажите мне, что вы там видите.
– Я вижу грубую пещеру и диких людей, обитающих в ней. Там умирает старик, – указала она вправо, – и чернокожая женщина с ребенком у груди ухаживает за ним. Мужчина – это ее муж – входит в пещеру. В одной руке он несет факел, а другой тащит козла.
– Довольно, – сказал Мейер. – Как давно это было?
– Тридцать три тысячи двести один год назад, – без колебаний ответила она.
– Пропустите тридцать тысяч лет, – приказал он, – и скажите мне, что вы видите.
Наступило довольно продолжительное молчание.
– Почему вы не отвечаете? – спросил он.
– Будьте терпеливы: я переживаю все эти тридцать тысяч лет – много жизней, много веков, но ничто не может быть пропущено.
Снова воцарилось довольно продолжительное молчание, после чего она наконец заговорила:
– Все они исчезли, и теперь, три тысячи лет тому назад, я вижу это место сильно изменившимся и населенным толпой молящихся людей в странных одеяниях с пряжками. Позади меня стоит изображение богини с жестким, спокойным лицом, перед алтарем горит огонь, и священники в белых одеяниях приносят в жертву младенца, который громко кричит…
– Дальше, дальше, – перебил ее Мейер, словно почувствовав весь ужас описываемой сцены. – Пропустите две тысячи семьсот лет и скажите, что вы видите.
Снова наступила пауза, во время которой душа, пробужденная им в теле Бениты, переживала все эти века. Наконец она медленно проговорила:
– Ничего, это место черное и пустынное, и только мертвые спят под полом.
– Подождите возвращения живых и тогда говорите, – приказал Джейкоб.
– Они здесь, – сказала она довольно скоро. – Бритые монахи, из которых один создает это Распятие, а затем их потомки, преклоняющие колени перед изображением над алтарем. Они приходят и уходят; о ком же я должна рассказывать?
– Расскажите о португальцах, о тех, которые оказались вынужденными умереть здесь.
– Я вижу их всех, – ответила она после некоторой паузы. – Их двести три человека. Они ободраны, измучены и голодны. Среди них находится красивая молодая девушка. Она приближается ко мне, проникает в меня… спросите ее, – договорила Бенита едва слышным голосом, – я уже больше не
