Наконец, когда шум стал мало-помалу затихать, оратор старейшин снова обратился к народу:
– Народ тумана! Успокойтесь и слушайте меня! Вы избрали нас в судьи этого дела и потому должны слушаться того приговора, который мы постановим. Мы не скажем ни слова о том, боги или нет эти чужестранцы, назвавшие себя Акой и Джалем. Но если они ложные боги, то, конечно, Нам виновен вместе с ними.
Слушатели громко выразили свое одобрение, и Леонард заметил, что верховный жрец задрожал от страха.
– Однако, – продолжал оратор, – они сказали нам устами той, которая сидит перед нами, что, по их приказанию, солнце перестало светить из-за нанесенного им оскорбления. Значит, по их же приказанию, оно может и снова показаться. Поэтому пусть они нам дадут знамение или умрут, если только они смертные, потому что бессмертных мы не можем убить. Знамение это состоит в следующем: если завтра на заре туман рассеется и солнце покажется из-за той горы, тогда мы будем почитать их. Если же утро завтра будет снова холодное и туманное, то истинные они боги или ложные, но мы свергаем их с вершины статуи в бассейн, чтобы Змей рассчитался с ними или они рассчитались со Змеем. Вот наш приговор, народ тумана, и Нам приведет его в исполнение, после чего его самого будут судить.
Большинство народа громко изъявило свое одобрение приговору, а меньшинство, несогласное с первыми, молчали, не смея высказать своего мнения громко.
Тогда Хуанна снова поднялась со своего места и проговорила:
– Мы слышали ваши слова и обсудим их. Завтра на заре вы увидите нас здесь! Но помните, мы жестоко отплатим за вашу нечестность! Олфан, уведи нас отсюда!
Олфан выступил вперед со своими воинами, и процессия вернулась обратно во дворец при полном молчании народа. Во дворце они были ровно в 10 часов, как заметил Леонард по своим часам.
– Теперь давайте есть и пить, – сказал Леонард, когда они очутились одни в тронной комнате, – нам надо собрать все наши силы на завтра!
– Да, – ответила Хуанна с печальной улыбкой, – давайте есть и пить, так как завтра мы умрем.
Глава XXX. Искупительная жертва Франциско
– Чувствуете ли вы какую-нибудь надежду на благоприятный исход? – спросила Хуанна у своих спутников, когда они закончили ужин.
– Если солнце не покажется завтра, мы умрем! – отвечал Леонард, покачав головой.
– На это мало надежды, баас, – простонал Оттер. – Сегодняшняя ночь такая же, как и предыдущие. Неудивительно, что этот народ, живя в таком климате, жесток и кровожаден.
Хуанна закрыла лицо руками и затем сказала:
– Они не говорили, что тронут вас, Франциско, и вас Леонард, так что, быть может, вы уцелеете.
– Сомневаюсь в этом, – ответил Леонард, – да и, откровенно говоря, я предпочту умереть, если вы погибнете.
– Благодарю вас, Леонард, – ласкою произнесла она. – Но ведь это не поможет никому из нас. Что они сделают с нами? Столкнут с вершины статуи? – И она вздрогнула.
– Кажется, таково их любезное намерение, но по крайней мере нам незачем подвергаться этому, оставаясь в живых. Сколько времени действует ваш яд, Хуанна?
– Самое большое полминуты, я думаю, даже и меньше. Ты решительно отказываешься от него, Оттер? Подумай: другой конец ужаснее.
– Нет, Пастушка, – отвечал карлик, став теперь в ожидании неизбежной опасности снова храбрым, решительным и спокойным, каким он был и раньше до того времени, как принялся искать утешения в пьянстве, – нет, когда наступит время, я спрыгну в воду добровольно и попробую еще сразиться с тем великаном, который живет в воде. А теперь пойду приготовить то оружие, которым буду сражаться! – С этими словами он встал и отправился готовить свое оружие.
Франциско последовал его примеру, желая найти место, где бы он мог спокойно помолиться, и таким образом Леонард и Хуанна очутились одни.
В течение нескольких минут он молча смотрел на нее с печальным, серьезным выражением на лице, освещенном светом факела, и глубокий стыд и раскаяние овладели им. Кровь этой девушки была на его руках, и он ничем не мог помочь ей. Благодаря своему эгоизму, он увлек ее за собою – и вот теперь наступает неизбежный конец. Он ее убийца, убийца женщины, которая для него все на свете, девушки, вверенной его попечению ее умиравшим отцом.
– Простите меня, – сказал он наконец голосом, похожим на рыдание, положив свою руку на ее пальцы.
– В чем мне вас прощать, Леонард? – ласково отвечала она. – Теперь, когда все кончено, я, оглядываясь назад, вижу, что мне надо просить у вас прощения, так как я часто обижала вас.
