рукой, лишь после этого пошел к машине.
Хозяйка не удивилась, она будто знала, что мы вернемся. Только глянула в окно, проводила машину взглядом.
– Я подмела в комнате. Ты слазь на чердак, там у меня раскладушка старая, – прикрыв ладонью рот, сказала она.
Вера разделась, попросила у хозяйки таз.
Перед тем как мыть в комнате, мы с Костей устроили охоту на тараканов, горячей водой поливали щели между стеной и плинтусами. Комната действительно оказалась теплой. Я принес с чердака старых тряпок, порвал их тонкими лентами и на всякий случай заткнул все щели в окне.
Ребятишки повеселели, и хотя комнатка была не ахти какая, враз как-то все стало на свое место, якорь брошен и уже не надо было идти куда-то, кого- то просить.
Когда распаковали вещи, я понял, что мы многое не взяли, не хватало кой-какой посуды, матраца и других незаметных на первый взгляд вещей, без которых невозможна нормальная жизнь. В спешке разве все упомнишь.
Хозяйка зашла в комнату, посмотрела наши вещи, потом позвала меня на кухню, достала из буфета кастрюлю, чайник, выставила на стол.
– Спасибо, не надо, я завтра куплю.
– Вот когда купишь, отдашь, – держась за поясницу, сказала она. – Погоди, не уходи. Я тебе матрац отдам. Мне его женщины подарили, когда на пенсию уходила. Только привыкла я к перине, она вроде как подружка. Пойдем, он у меня в шкафу лежит.
Я сходил за матрацем, постелил его на раскладушку.
– Хорошая комната, жить можно, – поделилась со мной Вера, выжимая над тазом тряпку.
– Поживем – увидим, – явно подражая бабке Чернихе, сказал Костя. Он сидел на краю дивана, раскладывая на подоконнике свои вещи. Подоконник был высоким, штукатурка под ним потрескалась, кое-где были видны потемневшие от времени доски.
– Завтра с утра в школу пойдем, – сообщил я, застилая простыней матрац.
– Ой, чуть совсем не забыла, – всполошилась сестра, – Костю постричь надо. Посмотри, как оброс. Мне и в нашей школе за него стыдно было, здесь и подавно будет.
– Ничего, – бодро ответил Костя, – сойдет!
– Давай подстригу, смотреть тошно, – рассердилась сестра.
Она подождала, когда Костя закончит свои дела, достала из сумки ножницы, обмотала шею полотенцем и принялась кромсать волосы. Костя брыкался, мученически смотрел в зеркало.
– Не вертись! – прикрикнула на него Вера и смахнула на пол волосы.
Неожиданно Костя вскрикнул и, зажав рукой ухо, бросился к окну. Увидел на руке кровь, заревел на весь дом. Из своей комнаты выглянула хозяйка.
– Что случилось? – спросила она.
– Ухо ему прихватила, – сквозь слезы ответила Вера.
Я посмотрел Костино ухо. Ранка была пустяковая. Вера чуть-чуть прихватила кожу. Хозяйка принесла йод, обмазала брату ухо, оно почернело, точно обмороженное.
– Эх ты, а еще солдатом хочешь быть!
– Она специально, – ныл Костя.
– Давай я тебя достригу, – предложил я.
Костя послушно сел, показал Вере кулак.
Спать легли поздно. Мы с Костей – на диване, Вера – на раскладушке. Ребятишки уснули сразу, а я еще долго ворочался, потом встал, подошел к окну. Погода испортилась окончательно. Сердито постукивало стекло, на столбе напротив окна болтался фонарь, белые лохматые языки снега бешено крутились возле кладовок и через поваленный забор уносились в ночь.
Утром мы встали пораньше, чтоб собраться как следует, все-таки первый день в городской школе. Дверь с улицы была присыпана снегом. Прямо от крыльца пробрались через кособокий сугроб, вышли на заледенелую дорогу. Утро было холодное, ветер лениво срывал с труб белый дым, катил вниз по крыше к земле. Солнце еще не взошло, но на улице было светло, точно в комнате после побелки.
Школа находилась недалеко, в двухэтажном здании. Парадное крыльцо украшали огромные каменные шары.
Кабинет директора был пуст – кто-то из ребятишек сказал, что он в учительской.
По коридору, в сторону гардероба катились шумливые человечки, вешали одежду на крючки и, не задерживаясь, неслись дальше по своим классам. Вера с Костей остались ждать меня в коридоре. Они прижались к стене, с настороженным любопытством посматривали на школьников.
Директор оказался моложе, чем я предполагал, на вид ему было лет тридцать. Он без лишних слов забрал документы, тут же при мне распределил ребятишек по классам. Я подождал, когда начнутся уроки, и пошел домой – нужно было приводить в порядок комнату. Перво-наперво решил избавиться от дивана. Огромный, пузатый, чем-то похожий на старого кабана, он занимал полкомнаты. Обивка давно протерлась, острые пружины выпирали наружу. Диван начал разваливаться, едва я стронул его с места, отвалилась спинка, сухо затрещали пружины. За дверью я нашел ведро с известью, тут же лежал
