— Скажите, а постоянных клиентов у Ольги много?
— Хватает. Ольга — девчонка видная. Жопа — во! Существенно больше, чем у меня. И сиськи побольше. И морда круче моей — скажу честно, чего уж там. Она клиентов своих со мной не знакомит, естественно. Записную книжку с собой таскает. Недавно она её потеряла, кстати.
— Что за родня у неё в Бердянске? Не знаете?
— Без понятия. Знаю лишь, что она их всех ненавидит. И говорить о них не желает. Она со мной никогда не делилась прошлым. И слава Богу! Терпеть не могу людей, которые любят пилить опилки. Мазохизм это.
Кристина вновь помрачнела.
— Ещё вопрос. Вы не замечали у Ольги каких-нибудь документов или предметов, настороживших вас? Оружие, например.
— Да. У неё было оружие.
Даже Мельников вздрогнул.
— Какое именно? — прежним тоном спросил Агеев.
— Сейчас я вам расскажу. Подробно. А вы послушайте.
Сделав паузу, чтоб усилить интригу, рассказчица перешла на зловещий шёпот.
— Мы жили тогда на Щукинской, в Строгино. Я там подружилась с одной собакой. Не знаю, какой породы. Но не бульдог и не такса — точно. Однажды я натравила её на Ольгу. А Ольга в своей дублёнке была за восемьсот баксов, если не брешет. Собака вгрызлась в эту дублёнку. А Ольга — вы представляете? — достаёт баллончик с перцовым газом и сначала собаке прям в морду прыскает, потом мне! Ну как? Я достаточно подробно всё рассказала? Кристина с довольным и гордым видом воззрилась сперва на Мельникова, затем на Агеева. Первый молча следил за мотоциклистом, ехавшим по двору. Второй, взглянув на часы, спросил:
— Вы её фамилию знаете?
— Только имя. Найда.
— Я не про собаку. Про Ольгу.
— Знаю. Ткачёва. Отчество — Александровна. Имя — Ольга.
— А год рождения?
— Семьдесят третий. Пятое ноября.
Агеев всё записал и убрал блокнот.
— Ну вот что, Кристина…
— Николаевна, — было строго прибавлено. — Кристина Николаевна, и никак иначе. Хотя мы с вами не официально общаемся, как вы мне сказали, но, тем не менее…
Мельников соскочил с подоконника. Подойдя к Кристине спросил:
— В конец обдолбилась, сучка?
— Чего?
— Схватив изумлённую девушку за запястья, Мельников сдернул её со стула, и, заломив ей руку, ткнул лицом в стол. Джинсы на Кристине сразу сползли до самых колен. Мельников задрал рукав её свитера выше локтя.
— Агеев, поди сюда!
Агеев поднялся, и, поглядев, закатил глаза. Вены были все сплошь исколоты.
— Сука, …! — рычала Кристина, брызжа слюной на стол. — Не имеешь права! Подонок! Сволочь! Пусти!
— Видите ли, мадам, я не только имею право, но и обязан препроводить вас в вашу родную Владимирскую губернию — грядки полоть.
Развернув Кристину уродливо искривлённым лицом к себе, Мельников швырнул её на диван и сухо продолжил:
— А за употребление сейчас, кстати, сажают. Поправочку в уголовный кодекс внесли на днях. Так что два года тебе, считай, уже обеспечены. Это если в комнате ничего не найдём. А если найдём — от трёх до семи схлопочешь.
— … тебе в жопу, сука! Козел! Урод! Не докажешь! — взвыла Кристина, сидя натягивая штаны.
— Конечно, не докажу. Знаешь почему? Потому, что и пытаться не буду. Это не моё дело. Это работа судмедэкспертов, которые через час за тебя возьмутся.
— Чего ты хочешь?
— Чего хочу? Я хочу взять тех, кто дома взрывает.
Лицо Кристины стало неузнаваемым.
— Ты придурок что ли? Причём здесь я?
— Ты здесь ни при чём, поэтому я сказал — от трёх до семи, а не двадцать пять.
— Да что же это такое, — заверещала девушка, задрав ноги на край дивана, — врываетесь, задаёте вопросы, я отвечаю, а вы мне вместо спасибо
