— Да ты идиот, — сказал контрразведчик.
Ленка, напутствованная словами Мельникова: «И пожрать чего-нибудь принеси», поспешно ушла.
— Ты, сука, заткнёшься когда-нибудь? — поинтересовался Агеев.
— Мы все заткнёмся когда-нибудь.
Минут пять молчали. К коньяку Ленка подала телятину с трюфелями, фазаньи крылышки, осетрину, устриц, салаты.
— Не беспокойся, женщины мне не верят, — произнёс Мельников, наполняя бокалы, — сколько им ни твержу, что осточертели — лезут и лезут.
— Ещё бы! Майор угрозыска.
Выпили. Закусили. Майор угрозыска возразил, рыгнув:
— Не профессия красит человека, а человек — профессию.
— Ты смог бы собой украсить разве что виселицу, — заметил Агеев, втыкая вилку в кусок телятины. Эта шутка Мельникову понравилась. Агеев, жуя телятину, продолжал:
— Тебе не дают покоя прыщавые подростковые комплексы. Чтоб шокировать какую-нибудь дешёвую проститутку, готов башку об стенку разбить.
— Агеев, знаешь чего? Расскажи жене, как Кристинка пиво пила. Быть может она поймёт, чего ты от неё хочешь.
Рядом прошла, надменно виляя попой, официантка, похожая на Мэрилин Монро. Мельникова она приветствовала холодным кивком. Поглядев ей вслед, Агеев сказал:
— Ты думаешь, я не знаю, из-за чего ты сегодня щедрый такой?
— А я всегда щедрый. Но если ты полагаешь, что тебе есть что сказать, — скажи.
— Хорошо. Ты зря Алимова ставишь на уши.
— Почему?
— Он с Руденко спелся конкретно.
У Мельникова раздулись ноздри.
— А, ерунда. Прохоров не позволит им посадить меня на пять лет. Он мечтает упечь меня на пятнадцать.
— Если он это сделает, — я скажу, что он прожил жизнь не зря.
Закурив, Мельников сказал:
— Не тебе, Агеев, судить о том, кто как прожил жизнь.
— Это точно! Был бы я умный…
— Я не про ум.
— А про что? Про совесть? У нас такой малины, как у вас, нету.
— Знаю. У вас — клубника со сливками. Но в последнее время вас с какого-то перепугу на человеченку потянуло. Это не хорошо, мой друг. Скотство это.
— Давай-ка выпьем ещё, — предложил Агеев, беря бутылку, — один мой друг тоже бредит между первой и второй рюмкой. Потом — нормально всё.
Выпив, Мельников позвонил Мурашову, который возглавлял опергруппу на Второй Боевской. Затем — Прохорову. Агеев тем временем, вновь наполнил бокалы. Ответив на вопрос Мельникова: «Ну что, ФСБ, контролируешь ты процесс или уже ни хрена ты не контролируешь?», он спросил:
— Как ты думаешь, сказал Баранов этим придуркам, что они — на крючке или не сказал?
— Не знаю, какая разница? Это мы у них на крючке, у этих придурков. И не сорвёмся. И они это знают. Вздумаем дёргаться — будем сразу вышвырнуты на берег. Лишь чудо может переломить ситуацию. Но на чудо я не рассчитываю. Удача любит бесстрашных психов, так как сама она — полоумная проститутка. С такими, как мы с тобой, ей — тоска. Допьём.
Допили.
— А кто из них, по-твоему, лидер? — спросил Агеев, прикуривая.
— Кирилл, — ответил оперативник, вороша вилкой салат из морепродуктов, — Серёжа — злой недоумок и недоучка. Бесперспективный осколок эпохи дикого рынка. А Кирилл — аферюга с бульдожьей хваткой и бонапартовскими замашками. Отец дважды его отмазывал от уголовных дел. Один раз — за махинации с акциями Газпрома, а другой раз — за организацию финансовой пирамиды. Этот удачу из рук не выпустит. Серёгу он с детства знает. Они вдвоём рыбу ловят, шмаль курят и баб …. Серёга в руках его — пластилин.
— Но переговоры то он ведёт.
— Это говорит о том, что он даже не знает, куда Кирилл дел дискету. В противном случае, тот ему не доверил бы эти переговоры. Чего, пить будем? Ленка, иди сюда!
— Не смей меня лапать, — тихо предупредила Ленка, приблизившись.
