Этого я не знал еще, когда писал свою молодую статью «О поэзии и заумном языке». От нее я не отказываюсь, она мне нравится и сейчас, но кое- что, конечно, надо уточнить.
Хлебников пришел в поэзию из далекой страны. Родился он в устье Волги, там, где жили когда-то таинственные племена хазаров. Они исчезли, и теперь их до сих пор не могут найти. Выяснилось, что уровень Каспия колебался, вода то поднималась, то опускалась, поглощая города и села. Это вздыхает История, и из-под воды показываются исчезнувшие культуры.
Мне часто кажется, что сам Хлебников и был пришедшим из далекого прошлого хазаром.
История живет в нас. И нами двигается, дышит. Вздох и выдох — это движение Истории.
Футуристов упрекали в том, что они отказываются от содержания. Но орнамент — разве он бессодержателен? А музыка? Она кажется умонепостигаемой, чистейшей заумью. Но это иные формы, иные способы передачи информации.
Язык предсказаний часто темен и не понятен. Шаман, который крутится, ища вдохновения, хлысты, чувствующие его приближение, кричащие: «Накатил! Накатил!» — они говорят на иных языках.
И я никак не могу кончить, все кручусь, кручусь, и говорю, кажется, невнятно и путанно.
Заумный язык еще надо расшифровать, как расшифровывают языки хлыстовских радений ученые-лингвисты, надо еще разгадывать этот темный язык предсказаний, пророчеств.
Даром пророка обладал Хлебников. Он мог предсказать революцию. Его слово «летчик» казалось заумным. Но летчик Каменский поднимался в небо, Татлин строил
В Библии рассказывается, как апостолов посетил святой дух и они вдруг заговорили на разных языках.
Поэзия разноязычна.
Я хочу сказать еще о предсказаниях, которые воплощаются. Я старый человек и дожил до того, до чего многие мои друзья не дожили и чего увидеть они не могут.
Начну издалека. Платон в своем диалоге «Федр» выступает против письменности. Он говорит, что она ничего не добавляет человеку, служит только для закрепления уже придуманного, найденного человеческой мыслью. Этот спор продолжается и по сей день: спор о смысле и значении устной и письменной культур.
История пошла мимо Платона. Человечество изобрело книгопечатание, литеру. Само слово «литература» происходит от слова «литера». Слово, живое, устное слово, спряталось за букву, потом — за литеру.
Футуризм хотел вернуть миру звучание, он хотел «воскресить слово».
Для того чтобы человек, потерявший возможность говорить, мог заговорить снова, ему нужно сильное потрясение. Или нужно рассечь какой-то центр в его мозгу. И бывает так, что человек начинает говорить — бессвязно, быстро, непонятно, еще на операционном столе.
Футуризм — это восстание, бунт против письменной культуры.
Заумный язык — многоязычен. А я пытаюсь обо всем сказать на нескольких страничках. Я говорю, а мои слова прячутся за буквы, потом их покроют литеры, как кольчуга тело воина. Она предохраняет от ударов, но двигаться и дышать в ней неудобно.
Сейчас многие пишут о конце «письменной культуры», начале эры новых коммуникаций, не основанных на письменности. Я вряд ли доживу до этого времени. Я видел рождение кино, рождение телевидения. Они выросли на моих глазах. Я убежден, что с их дальнейшим развитием культура человечества будет сильно меняться. Не знаю, умрет ли письменность. Ведь она не убила живого слова, а только сильно его потеснила. Не надо забывать о прошлом. Наступление этой новой эры, мне кажется, провозгласили еще футуристы-заумники. Они тоже искали новых способов передачи информации, — в нашем до-языковом прошлом, в создании новых языков, — или даже — в отказе от языка (Гнедов). Но ведь и это — поиск нового языка.
…Я помню, как выступали футуристы, футуристы — друзья будущего. Батюшков называл надежду — памятью о будущем. Будем помнить наше будущее, будем чаще вспоминать прошлое. Футуристы открывали окна в будущее.
Люди долго искали истоков Нила. Нил берет свое начало в снегах, лежащих на высоких горах, его начало — до-словно.
Надо додумывать свои мысли, надо досказывать недовысказанное, надо уметь слушать и слышать. Будущее приходит неожиданно.
