Первая (пропущенная) половина первого стиха содержит слова:
«Россияда» Хераскова, из которой заимствован был эпиграф, всем была известна.
Глава шестая имеет эпиграф:
На этом Пушкин обрывает эпиграф. Дальше в песне говорится:
Вещи, из которых взяты эпиграфы, были хорошо известны читателю, и он дочитывал их.
Пушкин сто лет тому назад решился изобразить Пугачева царственным, могучим, добродушным, поэтическим.
Картина показывает только трогательность и беспомощность Пугачева, и это, безусловно, ошибка.
Второй ошибкой картины является то, что она задумана как чередование трагического и веселого, а дана только в одном плане.
Некоторые эпизоды как будто даже начинали получаться в ленте, но автор не дотянул, не развил их в нужной мере. После победы под Казанью крестьяне расходятся на полевые работы.
Зрителю надо показать, чем это вызвано: поспел хлеб.
В ленте этого не сделано, и эпизод испорчен.
Пугачев уговаривает крестьян вернуться, и они как будто возвращаются. Это исторически неверно, Пугачев поставил обводные караулы, чтобы армия не расходилась, но крестьянские отряды все же разошлись.
Сцена казни Пугачева построена исторически неверно.
Пугачев стоит на месте казни. На заднике декорации нарисована старая Москва. Здесь надо было бы дать Замоскворечье с Болотом, но нарисован почему-то Кремль, и нарисован плохо.
На фоне этой стенописи Пугачев стоит, держа в руках две свечи. Протягивая зрителям то одну, то другую свечу, он говорит о будущей революции.
Такая простота — хуже воровства, потому что она похищает у зрителя то, что могло бы дать ему искусство.
Зритель любит историю своей родины, любит Пугачева и сам додумывает те ситуации, которые видит на экране, смеется там, где может быть смешно, и дорисовывает для себя своего Пугачева.
Зритель много дает взаймы этой картине.
Фильм «Пугачев» нельзя считать удачей нашей кинематографии. И в этом повинен не только режиссер.
Режиссеру надо было в одну картину поместить все о Пугачеве. Положение крестьян, крестьянское восстание, его успехи и причины поражения,
