прийти в мой мир и помочь мне разобраться, что в нем не так?»
Слава богу, теперь мы знаем, что дети, которые получают в семье неподходящее психологическое «питание», порой реагируют отклонениями веса: одни едят слишком много, другие – слишком мало. Если ребенок ощущает слишком большую ответственность, он часто жалуется на головные боли или мышечное напряжение, а боли в животе сопровождают детскую тревожность и другие тупиковые эмоциональные конфликты. Мой совет родителям, чьи дети подают психосоматические сигналы, очень простой: смотреть и наблюдать, стараться увидеть жизнь ребенка его глазами. Расспросы здесь не помогут. Если ребенок понимает, что именно в его жизни неправильно, и может это объяснить, ему не нужны сигналы.
Постепенно вы узнаете, как ваш ребенок реагирует на сложные ситуации. У некоторых младенцев начинается воспаление среднего уха, и они страдают от болей в ушах в последующие годы, когда испытывают стресс. У других случается диарея или запор, простуда, насморк, воспаление горла. Кто-то слишком много спит, а кто-то становится гиперактивным.
Иногда дети проявляют психосоматические симптомы, если им кажется, что родителям невозможно рассказать о какой-то проблеме. Порой психосоматика – это «язык», на котором в семье принято сообщать о своей боли, и ребенок учится на нем говорить, чтобы привлечь внимание. В конце концов, бывает, родители просто не слушают ребенка или у них столько своих забот, что дети не хотят «мешать» им своими жалобами. Список причин можно продолжать до бесконечности. Но главное тут одно: психосоматические симптомы – это закодированные знаки. Взрослые должны относиться к ним серьезно и помогать детям перевести их на прямой и понятный язык.
Разрушительное и саморазрушительное поведение
Дети ведут себя деструктивно, когда кто-то из ближнего круга взрослых нарушает их личностные границы вербально и/или физически. Общение с этими людьми лишает ребенка уверенности в себе именно тогда, когда ему это особенно нужно.
То же самое относится к детям, которые совершают саморазрушительные поступки – от прямых попыток самоубийства до применения психоактивных веществ или беспорядочной сексуальной жизни. Как я уже говорил, разрушительное и саморазрушительное поведение – это две разные формы ответа на «приемлемое насилие». Когда насилие постоянно присутствует в семейной жизни, дети и подростки принимают его как данность – и действуют с нами заодно! Задача взрослых – понять, что именно вызывает их ответ.
Девятилетний мальчик однажды пришел в школу с распухшей щекой. Его маму вызвали в школу, и она призналась, что дала сыну пощечину. Женщина оправдывалась тем, что мальчик ударил свою трехлетнюю сестру. «Он не должен так поступать, – сказала она. – Нельзя бить того, кто младше тебя». Она наказывала сына физически, не зная, что делать, когда он ведет себя «неправильно».
Как выяснилось, мать часто оставалась одна с тремя детьми; ее муж работал на нефтяной платформе и отсутствовал по нескольку месяцев. Она с трудом справлялась с материнскими обязанностями и в последнее время поручала мальчику присматривать за младшими детьми. Получив роль заместителя отца, сын, естественно, копировал мамину манеру «взрослого» поведения.
Легко осуждать женщину за лицемерие – она наказывает сына за то, что он бьет сестру, и при этом бьет его сама. Но не это главное. Согласно ее моральной позиции, дети не должны бить младших детей, но взрослому позволено ударить ребенка, если на то есть веская причина. Эта мать, как и многие другие, сама была воспитана с убеждением, что дети – не полноценные люди с рождения, но они могут стать людьми, если бить их по мере необходимости.
Петер, трех с половиной лет, плохо ведет себя в детском саду. Он кусает своих товарищей, когда расстраивается и не знает, как быть. Его родители охотно приходили на три встречи с семейным психотерапевтом. Они не скрывали, что несколько раз задавали Петеру взбучку, когда не могли с ним справиться. Но это случалось довольно давно. С тех пор отношения Петера с родителями в целом складывались мирно, и психотерапевт сомневался, что две или три взбучки могли привести к нынешним проблемам. Петер присутствовал на встречах, которые проходили в течение месяца. За это время его поведение стало менее агрессивным, хотя иногда он все же кусался. Взрослые не могли понять, почему он это делает.
Через несколько месяцев Петер снова стал кусать детей так часто, что его и родителей пригласили на новую встречу. На этот раз ребенок вел себя вызывающе с самого начала: спрашивал, когда они пойдут домой, просил порисовать, но отказывался от «этих дурацких карандашей», хотел сидеть на коленях у кого-нибудь из родителей, но только если они будут молчать, и так далее.
Папа пытался договориться с мальчиком. Сначала он обращался к нему спокойно и мягко, но в конце концов повысил голос и начал огрызаться: «Хватит!», «Прекрати сейчас же!», «Петер, послушай меня!». Когда психотерапевт обратил его внимание на эту перемену, отец ответил с виноватым видом: «Да, наверное, вы правы. Жена тоже говорит, что я все время его покусываю». Все засмеялись – включая Петера. Теперь причина его поведения в детском саду была ясна. Отец объяснил, что его самого воспитывали «серьезно» и в растерянности он прибегал к тем же методам, которые использовали его собственные родители. Воспитательница добавила, что так же поступал и сам Петер. Когда он хотел получить игрушку или занять определенное место за столом, он вначале просил вежливо, но если это не помогало, пускал в ход зубы.
Когда мать спросили, почему она прежде не упоминала о таком поведении мужа, она ответила: «Он стал делать это гораздо реже, чем раньше, и я не хотела его критиковать, ведь он уже исправляется». Она предложила, чтобы папа, вместо того чтобы «кусать» Петера, когда он недоволен им, говорил: «Я
