Знаю, пацаны не плачут. Пацаны не нуждаются в любовных соплях. Пацанам не к лицу любовные переживания. Пацаны сильные, смелые, стойкие. Мы не плачем. Мы не страдаем и не переживаем. Нам все пофиг! Нас волнуют только телки, тачки и бухло. Сердца у нас не такие, как у барышень. Да что там, вы вообще часто ставите под сомнение наличие стучащего органа в нашей груди. Мы крутые и бессердечные мачо или чмо. Не важно. Смысл в том, что мы не имеем права на слабость, которой есть любовь: искренняя, настоящая, без понтов. Это удел слабых - говорить люблю, положить свою жизнь к ногам другого человека, раствориться в другом. Но я не могу не сознаться хотя бы себе самому - у меня есть сердце, я чувствую, я могу и хочу любить. Еще, еще мне бы хотелось чтобы меня любили не меньше: искренне, преданно, всем сердцем. За право быть любимым тобой я готов отдать ВСЁ. Но что-то внутри мозга, навязчиво твердит, что так как ЕГО, меня ты никогда любить не будешь. Знаешь, а мне бы и десятой части твоих чувств к нему хватило, что б за моей спиной выросли крылья. Но в этом я признаюсь только себе. А так я пацан - гордый, сильный и бессердечный.
Мне плевать на твой солнечный смех. Я понятия не имею какого цвета твои искрящиеся бездонной синевой глаза манящие словно омуты, в которых я бы не побоялся утонуть. Твои волосы всегда пахнут персиками. Губы алые сочные ягоды, которые я бы непременно вкусил, даже будь они запретным плодом растущим в райском саду и от моего поступка зависела бы жизнь всего человечества; и, поверь, для этого мне не понадобился бы даже змей искуситель. Ты вся светишься счастьем изнутри, в тебе живет радость и то самое солнце, которым разливается твой смех. Ты и есть МОЕ солнце. Вот только обо мне ты никогда не скажешь подобного. У тебя свое солнце.
Я пацан. Я гордый и сильный. Меня не учили выпрашивать любовь, да я бы и не стал. Я не умею клянчить, я просто беру то, что мне нравится. Но не в случае с тобой. Ты та, которую можно только завоевать, а не взять силой или тупыми уловками и понтами. Я бы завоевал, но твое сердце давно занято. Было занято чужой любовью, пока она не превратилась в яд и не стала съедать тебя изнутри. Теперь оно свободно и у меня есть шанс... Каждому в этой жизни дается шанс, а нам нужно только воспользоваться им правильно.
Но сейчас главное не это. Главное, чтобы ты дала самой себе второй шанс на право жить, и сердце вновь забилось в твоей груди. Сейчас важно, что б ты жила, а я готов снова стать сильным и бессердечным что б не замечать, как ты продолжаешь дышать для другого. Я буду молчаливо наблюдать за твоим счастьем. Солнце не может прекратить сиять на рассвете, и если для этого тебе нужен кто угодно, но не я, я пойму.
Пацаны сильные. Мы все можем вынести. Мы все выдержим и переживем. А если иногда, под покровом самой темной ночи, мы мажем свою подушку соплями, этого все равно никто не увидит, и мы остаемся сильными для всех.
***
«Я люблю тебя, а если тебе на это плевать, и я тебе не нужна… Что ж, мне тоже… мне Я тоже не нужна. Помни, хотя бы, что я любила по-настоящему…»
Я бы многое отдал за подобные слова адресованные мне. Но смятый клочок тетрадного листа, который я случайно заметил на компьютерном столике Быкова, был исписан не для меня. Ее почерк я бы узнал из миллиона. Она часто писала Руслану и когда он хвастал перед нами с Бобровым очередным ее посланием, оголявшим перед ним свою душу, я молча завидовал. По телу пробежала толпа холодных мурашек. Пальцы безвольно сжались в кулаки.
- Что это?
Едва мои глаза добежали до конца записки, вопрос вырвался сам собой.
- Да так. Не обращай внимания. - Руслан резко вырвал из моих рук обрывок тетрадного листа и, безжалостно смяв его в ладони, отправил в мусорное ведро. - Ника загоняется.
- На загоны не похоже.
- Не знаю. Она всегда все усложняет.
Руслан отмахнулся от меня и не заморачиваясь продолжил втыкать в комп. Там как раз грузилась новая игра. Можно подумать игрушка, любая, а тем более шаровая версия, может быть важнее Ники.
Я потянулся к мусорной корзине и достал ту самую записку.
- Рус, ты бы вник. Что-то тут не то, - я бережно расправлял в руках бумагу, - это на нее не похоже. Ника никогда словами не бросается. Все, что она писала тебе раньше - правда, ее суть. А тут будто…
Я даже боялся допустить напрашивающуюся мысль, а тем более произнести вслух.
- Да ладно тебе, Тоха. Расслабься. Загоняется Ника. Меня весь ее детский сад уже достал. Пусть что хочет то и делает. Мне пофиг. Вот честно. - Степень безразличия в голосе Быкова сводила с ума.
Руслан уставился в монитор, а я среагировал по-своему.
Не могу сказать, что я хотел того, что произошло дальше, и тем более не планировал, но рука сама по себе взметнулась вверх иии…
- Черт, Тоха, ты дебил?! - в следующую секунду мой лучший друг валялся в паре со своим компьютерным стулом, хватаясь за разбитую губу, растирая по роже кровь.
- Это ты, дебил.
Быстро сунув записку в карман джинсов, я пулей вылетел из квартиры Быкова. Руслан не пропадет, а вот Ника…
Я знал, я чувствовал, я ощущал седьмым, восьмым, девятым чувством, что в этих нескольких спешно нацарапанных строчках заключена жизнь - ЕЁ жизнь…
1
- Спорим, эта новенькая уже через пару недель будет сопли по мне пузырями пускать.
- Быков, не гони. Ты посмотри - где она и где ты?
- В смысле?
- Да эта барышня из другой песочницы, ясно же что вы из разных миров. Она - мамина девочка, а ты рас… В общем, ты понял.
- Еще посмотрим, чьей она будет через несколько недель - маминой ягодкой или моим сухофруктом.
Быков и Бобров оживленно обсуждали новенькую, я же слушал их в пол-уха, не в силах оторвать от НЕЁ свой взгляд.
Большая перемена. Сентябрь, десятое. Учебный год только начался. Мы с пацанами стоим на входе в школу. В небе ни единого облачка. Солнце светит как в мае, но для меня оно померкло, когда
