Я видел ее тонкую шею и мог только мечтать, что когда-нибудь смогу прикасаться к ней своими губами. Я наблюдал как сверкает копна ее золота и готов был всю жизнь купаться в нем своим лицом. Я видел на ее лице истинное наслаждение, которое несравнимо со всем тем, что я успел повидать в своей жизни до этого. Как же мне хотелось чтобы подобное выражение на ее лице присутствовало всегда, когда я целовал бы ее манящие губы. Ни разу даже не заговорив с ней, не имея ни малейшего представления о ее внутреннем мире, да и о внешнем тоже, я знал что к ногам только этой девушки я готов положить свою жизнь.
Слышали бы мои мысли пацаны, померли бы со смеха. «Чувак, мы живем в двадцать первом веке, где телок бессчетное количество, а не в семнадцатом или восемнадцатом, где на дуэлях из-за стремных барышень стрелялись. Не гони, тоже мне цаца. Златовласка… Тьфу-ты!» - и это я еще сильно смягчил текст Быкова. А Борька, скорее всего, просто бы прокомментил: «Тоха, барышням в наше время не нужны высокопарные фразочки, любовная лирика и наивные вздохи на скамейке. Обычно они дают отворот-поворот приблизительно так - «что за хрень ты паришь? Это же прошлый век. Нормальные чуваки давно так не выражаются и не пускают нюни и сопли. Отвали». Поверь мне». А он знает в этом толк.
Я пацан: я легко могу съездить кому-то по роже; без проблем пойду один против толпы, если знаю что прав; я готов прыгнуть с огромного моста в воду без страховки; отдать другу, не дай Бог, конечно, любой орган; могу быть гладиатором; полететь на луну; погрузиться на подлодке на десяток лет; моей дури хватит на самые разнообразные дебильные и не очень поступки, а вот заговорить со Златовлаской мне реально страшно. Я просто не переживу ее безразличное «отвали». Да даже «прости, но ты не в моем вкусе». Неважно как это прозвучит, но отказ если не убьет меня сразу, то однозначно сломает. А пацаны не имеют права на слабость, мы всегда должны быть сильными. Вот и я предпочту разбитому вдребезги чертовому сердцу, убийственное и изматывающее неведение.
Да я ТРУС, но и об этом никто не узнает, ведь в этом я могу признаться только одному человеку на планете - себе.
Я и не заметил, как выкурил почти всю пачку. Только когда Ника захлопнула книгу, я очнулся словно ото сна. Златовласка отгородилась от мира наушниками и торопливо покинула детскую площадку у моего дома, исчезнув при этом в непонятном для меня направлении.
Почему я не догнал ее? Почему не подошел познакомиться? Если я раньше с ней замучу, это не будет считаться предательством по отношению к Руслану, и тем не менее я этого не сделал. Я смотрел на то, как исчезает девушка, которая занимает всю мою сущность и не смог сделать то, что сотни раз выходило с другими. Это же элементарно - «Привет, как дела?» и все, больше ничего не нужно, разве только улыбку. В любом случае разговор начат, и диалог произойдет, пусть и не всегда гладко. Но страх быть отвергнутым лишил меня способности передвигать ногами, отнял речь и превратил меня в тупой и безмозглый памятник! В этот момент я жалел о том, что я не Лилька Капля и у меня нет смелости сказать - «Дружков, я давно сохну по тебе, как на счет замутить?». Вот у кого нужно поучится получать желаемое. Да, мы повстречались не долго, но если б не ее первый шаг, я вообще вряд обратил бы внимание на одну «ИЗ».
- Здорово, чувак, - немного придя в себя я набрал Быкова.
- Здорово.
- Я тут кое-что накропал для тебя, так что забей на Борзова.
- Круто. Сенкс. С меня, если все сложится, причитается, чувак.
- Да уж как-то добазаримся.
- Окей. Завтра обмозгуем, когда и как это все преподнести, ты ведь поможешь?
- Я в сутенеры не нанимался, а в свахи и подавно. Давай ты уж как-то дальше без меня. Раньше ведь справлялся. Если что, мне и о собственной доле позаботиться нужно, а не только твои проблемы разруливать.
- Да ладно, че ты. Нет так нет. Тогда до завтра.
- Давай, досвидос.
Я сунул мобильный в рюкзак. Все еще продолжая сидеть в беседке я мертвой хваткой сжимал в руках небольшой белоснежный листок бумаги перепачканный собственным почерком. Как так вышло, что я не помнил как писал эти строки, я не знаю. Раз за разом вчитываясь в каждое написанное мною же слово я не верил, что подобное мог выдать мой мозг, сознание, или что-то еще. Каждое слово, каждая точка и запятая в стихе посвященном Златовласке была написана сердцем, пусть даже трусливым.
- Нет, это мое признание. МОЁ, а не Быкова.
Я перевернул листок на другую сторону и с удивлением обнаружил что все свои собственные признания я писал на обратной стороне распечатанной вчера фотке. Прикольно получилось - с одной стороны Ника осыпает себя листьями, с другой - я ее осыпаю словами.
Делать было нечего, я уже успел обрадовать товарища и отвертеться не выйдет. Вложив фото, которое я не помнил чтобы брал с собой, во внутренний карман куртки у самого сердца, подняв свой зад со скамейки, я не торопливо отнес его, и не только, домой.
6
Войдя в квартиру, я моментально почувствовал что я дома. Уже в коридоре попахивало очередной экзотикой, и я судорожно сглотнул в предвкушении маминого - «Антошенька, кушать».
Я быстро скользнул в комнату и мгновенно запер дверь на ключ; всегда можно съехать, что был в наушниках и ничего не слышал. Как ни странно ни через минуту, ни через десять, мама у моей двери не появилась.
- Маа, - я хоть и не горел желанием запихивать в себя какую-то гадость, но от чашки чая с бутером не отказался бы, - маа, ты дома?
Я сначала заглянул в родительскую комнату и гостиную, а затем прошел на кухню, где, как и в предыдущих помещениях, никого не оказалось.
«Антошенька, обед в микроволновке, тебе стоит только нажать на кнопочку и разогреть. Мама на работе. Срочно вызвали. Сыночка, обязательно покушай. Сегодня у нас… некогда вспоминать как называется блюдо, но очень вкусно. Буду поздно».
Вместо мамы сегодня меня встретила записка. Блин, ее «сыночка» просто убивает. Чуваку семнадцать, а
