Это была разница, подумала она, между одиночеством и изоляцией. И теперь она знала что-то о себе, чего она раньше не знала. Это была неожиданная победа, и тем она приятней.
Она начала подготовку к тридцать первому выходу.
У нее была почти минута, потому что она поняла, что выход на блок питания передатчика занял намного больше времени, чем было отведено до точки возвращения. Она поняла бы это гораздо раньше, если бы ее сознание не было слегка набекрень.
Система передатчика удерживалась на месте не только эпоксидкой. Передатчик был принайтовлен к своему месту длинными полосами металлической ленты, и сварные швы блестели, будто были положены вчера. Три выхода назад — номер сорок четыре — она думала, что здесь может быть диагностическая телефонная трубка. Не то, чтобы по ней можно было говорить, но может быть, можно было бы набрать сообщение. Но несмотря на то, что такие трубки были стандартным оборудованием, и их наличие являлось обязательным, здесь их не было.
Ей потребовалось некоторое время, чтобы составить запасной план.
В течение нескольких часов зацикленное сообщение крутилось у нее в ушах, шепотом на заднем плане остаточного заряда. «Это Наоми Нагата с «Росинанта». Если вы получили это сообщение, прошу ретранслировать. Скажите Джеймсу Холдену, у меня все плохо. Передатчик не работает на прием. Система навигации не под контролем. Прошу ретранслировать…»
Продолжительностью тринадцать секунд и едва ли громче, чем ее дыхание, даже если голова будет меньше чем в метре от передатчика. Когда провода были вскрыты, она была готова. На это было отведено четыре выхода. Этого должно было хватить, чтобы это не приняли за ошибку от случайной помехи. Она прижала голову к корпусу, чтобы успокоить кружение, которое устроило ее внутреннее ухо.
"Это Наоми Нагата, — говорила она, отсчитывая время и ритм ее фальшивого «я». — Если вы получили это сообщение, прошу ретранслировать. Скажите Джиму Холдену, я…" — она накрыла рукой провода там, где была снята изоляция. Электричество задрожало на кончиках ее пальцев, пробив даже перчатки костюма. Радио стихло, но она продолжала проговаривать слова, как песню, засевшую в голове, до нужного момента, а потом отпустила провода, — "… навигацией. Это Наоми Нагата с «Росинанта». Если вы получили это сообщение, прошу ретранслировать. Скажите Джиму Холдену, у меня все…" — замыкание, пауза, — …под контролем. Прошу ретранслировать."
После четвертого раза она взяла длинную полосу из рессорной стали, которую использовала вместо ножа, и воткнула в передатчик. Ее фальшивый голос умер. Она стала карабкаться вниз, от стойки к стойке, следя за каждым движением рук и ног, чтобы не ошибиться. Гравитация ускорения делала ее лодыжки и запястья нетвердыми. Воздух в ее костюме не чувствовался несвежим или душным; адсорбер углекислоты работал в пассивном режиме достаточно хорошо для того, чтобы она не испытывала паники от удушья. Она просто тихо вырубится и умрет.
Она нырнула на инженерную палубу, закрыла панель доступа. По дороге к люку ее колени подогнулись. Она открыла люк, сорвала шлем, и осела на пол, задыхаясь. Обзор сузился, яркие вспышки заполняли периферическое зрение. Она попыталась подняться один раз, переждала, попробовала снова, и позволила весу своего тела крепко придавить палубу под ней.
"Скажите Джиму Холдену, что у меня все под контролем в очень широком смысле слова «контроль»," — подумала она и рассмеялась. Потом начала кашлять до тех пор, пока ребра не заболели еще хуже. А потом засмеялась снова.
На семьдесят первом выходе она дошла до предела. Она закрыла люк на основное пространство корабля, заделала уплотнения и приложила шлем к защитному костюму. До того как она защелкнула его на место и начала следующий пятиминутный отсчет, ее руки упали вдоль тела. Сознательно она не собиралась это делать; это просто произошло. Смутно, будто издалека, встревожившись, она села на палубу, спиной к стене, и попробовала ими пошевелить. Если бы ее настиг паралич или что-то в этом роде, это меняло бы ситуацию. Дало бы ей разрешение на остановку. Но руки все еще гнулись; плечи двигались. Она просто была обессилена. Даже попытка сглотнуть казалась геройством. Она закрыла глаза, размышляя, заснет ли она мгновенно, но и для этого она слишком устала. Так что она просто сидела.
Если бы в ее костюме была батарея, то прямо сейчас, скорее всего, он каталогизировал бы сбои в ее организме. Мигрень от дегидратации усилилась, и начала вызывать тошноту. Ее кожа саднила в тех местах, где ее обожгли ничем не экранированные лучи солнца. Хоть уже и не так сильно, но она все еще кашляла. И как она догадывалась, в ее крови сейчас было примерно поровну плазмы и токсинов усталости.
Две ее маленькие победы — маневровый двигатель, передатчик — были последними. С тех пор либо ее усилия стали слишком малы, либо все действительно усложнилось, ну или и то, и другое. Реле, которые помогли бы потушить реактор, были либо не предусмотрены при сборке, либо были запрятаны где-то между корпусами вне пределов досягаемости. Было бы прекрасно получить доступ к массиву датчиков, который должен был вызвать фатальный сбой когда спасательный корабль подойдет слишком близко, но он, судя по всему, был смонтирован на наружной обшивке, где его было не достать. Было с полдюжины мест, где она могла бы попробовать подключиться к компьютерной системе, но ни в одном из них не было устройств ввода, и у нее не было ничего, что можно было бы для этого использовать. Другие планы и стратегии время от времени вспыхивали в ее сознании как светлячки. И некоторые из них были неплохи. Удержать их достаточно долго для того, чтобы облечь в слова, у нее не выходило.
Может быть, она спала, а может быть провалы во времени были вызваны только тем, что так сейчас работал ее мозг. Голос, который она услышала, был лишь шепотом, слабее ее собственного голоса, но она тут же пришла в себя.
— Эй там, "Чецемока". Это Алекс Камал, в настоящее время с "Бритвы". Наоми? Если ты там, я был бы признателен,
