— Нет, не вернулся. Насколько я знаю, во всей существующей вселенной нет активной культуры протомолекулы. Но...
— Но у меня есть неактивная дрянь, которую ты дал мне.
— Верно, и Моника каким-то образом узнала об этом, — сказал Холден.
Фред ещё больше нахмурился.
— У меня где-то утечка.
— Да, определенно, но не это меня волнует.
Брови Фреда поднялись и застыли в невербальном вопросе.
— Моника, — продолжил Холден, — она решила, что нам нужно взять эту слизь и сделать подобие доски для спиритических сеансов, чтобы призвать призрак Миллера.
— Но это глупо, — сказал Фред.
— Поэтому я считаю, мы должны исключить все остальные варианты, перед тем как бездумно возиться с инопланетной заразой.
— Первым делом, полагаю, — сказал Фред, с еле заметной долей сарказма в голосе. — У тебя есть альтернативные теории?
— Есть, — ответил Холден, — Но тебе они не понравятся.
— У меня ещё есть бурбон, если в ходе операции нам потребуется анестетик.
— Он может понадобиться, — сказал Холден, затем допил остаток кофе, чтобы потянуть время. Неважно, насколько Фред постарел за последние пятнадцать лет, Холден обнаружил, что всё ещё чувствует угрозу от этого человека. Было тяжело поднимать тему, которая может оскорбить Фреда.
— Ещё? — спросил Фред, указывая на пустую чашку. Холден отказался, покачав головой.
— Те экстремистские группы АВП, о которых ты мне говорил, — сказал Холден.
— Не думаю...
— Они уже провели, как минимум, две публичные атаки. Одну на марсианскую базу и одну на саму Землю.
— И обе провалились.
— Возможно, — сказал Холден. — Но мы предполагаем, что знаем, каковыми были их цели и, похоже, это плохое предположение. Возможно подрыв марсианской верфи и вынуждение флота ООН открыть огонь по древнему грузовому кораблю — это для них победа.
— Хорошо, — сказал Фред, сдержанно кивнув. — Допустим.
— Но есть и третий этап. Конечно же, радикалы думают, что Земля и Марс бросят их, как только колонизируют новые миры, а это значит, что колонисты, сами по себе, тоже часть проблемы.
— Согласен.
— А что, если эти радикальные группы АВП решили, что, в дополнение к взрывам бомб на собственности внутренних планет, они могут послать сообщение, забрав некоторые из кораблей колонистов?
— Ну, — медленно произнес Фред, как будто пытался подобрать ответ, — основная проблема заключается в месте нападений.
— Потому что они происходят по другую сторону врат.
— Именно, — продолжил Фред. — Если бы корабли подрывали при прохождении через Пояс, это одно дело. Но по другую сторону врат? У кого есть туда доступ? Если только ты не думаешь, что на кораблях каким-то образом провели диверсии. Бомба с очень долгим отложенным временем до взрыва?
— Есть и другая альтернатива, — сказал Холден.
— Нет, это исключено, — ответил Фред, предугадывая его следующий аргумент.
— Фред, послушай, я знаю, ты не хочешь думать, что на Медине некоторые люди могут работать против твоих интересов. Возможно, подтасовки записей. Отключение сенсоров, когда им нужно, чтобы люди что-то не увидели. И я понимаю, почему это тяжело принять.
— Медина занимает центральное место в наших долгосрочных планах, — сказал Фред, его слова были твердыми, как камень. — Я разместил на станции своих лучших и самых верных людей. Если у радикалов там есть пятая колонна, тогда это значит, что в своей организации я никому не могу доверять. С тем же успехом я мог бы собраться и уйти на пенсию.
— На Медине тысячи человек, сомневаюсь, что ты можешь поручиться лично за каждого.
— Нет, но люди, которые управляют станцией, — это мои люди. Самые верные, что у меня есть. Не может быть, чтобы там происходило нечто подобное без их ведома и участия.
— Пугающая мысль.
— Это значит, что я не владею станцией Медина, — сказал Фред. — Это значит, что самая жестокая, бескомпромиссная, экстремистская группа людей контролирует лучшую стратегическую точку во всей галактике.
— Так, — сказал Холден, — как нам это выяснить?
Фред откинулся на спинку кресла и грустно улыбнулся Холдену.
— Знаешь, что я думаю? Думаю, что тебе скучно и одиноко, и ты ищешь, чем бы отвлечься. Не нужно рушить организацию, которую я выстраивал всю свою жизнь, только чтобы чем-нибудь себя анять.
— Но корабли пропадают. Даже если их похищает не Медина, то кто-то другой. Не думаю, что мы можем это игнорировать и надеяться, что всё устаканится.
— Ремонтируй свой корабль, Джим. Ремонтируй корабль и собирай обратно свой экипаж. Эти пропавшие корабли не твоя забота.
— Спасибо за кофе, — сказал Холден, поднимаясь, чтобы уйти.
— Ты ведь не оставишь это, да?
— А ты как думаешь?
— Я думаю, — сказал Фред, — что, если ты мне что-нибудь испортишь, тебе придётся за это заплатить.
— Понял, — сказал Холден с ухмылкой. — Буду держать тебя в курсе.
Как только он вышел за дверь, он представил себе улыбающегося Миллера, говорящего: "Можно сказать, что ты наткнулся на очень интересный вопрос, когда никто не хочет, чтобы ты нашёл на него ответ".
Глава 9: Наоми
Давным-давно жила-была астерская девочка по имени Наоми Нагата, а теперь её имя носит женщина. И хотя разница между этими двумя складывалась постепенно — день за днём, час за часом, минута за минутой, — их диаграммы Венна едва ли пересекались. Все связи, что можно было оборвать, она оборвала много лет назад. Но некоторые всё же остались, вопреки её стараниям. По большей части ей удавалось избегать связанных с ними проблем.
— Приятного пребывания на Церере, — сказал таможенный офицер, его глаза уже переключились на мужчину, стоящего позади неё. Она кивнула, вежливо улыбнулась сквозь россыпь волос и вышла в широкие коридоры космопорта. Ещё одно лицо среди миллионов других.
Станция Церера была самым большим городом в Поясе. Примерно шесть миллионов человек в выдолбленном астероиде диаметром в сотни километров. Она слыхала, что в некоторые дни через один только порт может проходить транзитом до миллиона человек. Большую часть её жизни станция была символом колонизации внутренних планет. Оплот врага на родной астерской земле.
За пределами космопорта в коридорах было тепло, почти жарко: энтропия города попалась в ловушку космического вакуума, как в колбу термоса. Влажность сделала воздух тяжёлым, и вдыхать запах тел и высохшей мочи было словно видеть улыбку старого друга. С трёхметровых экранов орала реклама буровых установок, а секундой позже — высокой моды; их шум был лишь частью постоянной, ревущей симфонии голосов, картов и механизмов.
