Он начал с того, что встал на углу участка, сложил ладони рупором и заорал:
— Эй, в доме! Ты там?
Он прождал минуту, пытаясь отыскать признаки движения. Что-то за занавесками переднего окна. Ничего в гнезде снайпера. Так что, возможно, там были просто воробьи.
— Эй, в доме! Меня зовут Амос Бартон и я хочу кое-чем поменяться!
В ответ послышался мужской голос, пронзительный и злобный:
— Это частная собственность!
— Поэтому я стою тут и срываю своё чертово горло, а не звоню в дверь! Я слышал, ты подготовился к этому дерьму. А вот меня вся эта хрень застала врасплох. Поэтому хочу кое-чем поменяться, на оружие.
Ответом ему была долгая тишина. Хотелось верить, что ублюдок не решит просто пристрелить его. Но всяко случается. Жизнь — рискованная штука.
— Что ты предлагаешь?
— Водоочиститель, — заорал Амос. — Он у меня в трейлере.
— У меня уже есть.
— Может понадобиться ещё один. Не думаю, что их будут производить в ближайшее время. — Он мысленно посчитал до десяти и продолжил: — Давай я подойду к дому и мы все обсудим.
— Это частная собственность! Не пересекай границу!
Амос открыл калитку, улыбаясь максимально идиотски:
— Всё окей! Я б не стал меняться на оружие, если бы оно у меня было, правда? Не стреляй, я просто хочу поговорить.
Он пересек линию, оставив ворота за собой открытыми. Он держал руки на весу, растопырив пальцы. Он видел перед собой пар от своего дыхания. Действительно стало чертовски холодно. И не скоро станет теплее. Он подумал, может, стоило сказать, что у него есть обогреватель.
Дверь открылась, и наружу вышел мужчина. Высокий и тощий, с тупым и жестоким лицом, он держал в руках длинноствольную автоматическую винтовку и целился ею Амосу прямо в грудь. По законам ООН было чертовски нелегально иметь у себя что-то подобное.
— Привет! — сказал ему Амос и помахал рукой. — Меня зовут Амос.
— Ты уже говорил.
— Твое имя я подзабыл.
— Я его не называл.
Человек прошёл вперёд, чтобы укрыться за своим псевдовоенным транспортом.
— Классная винтовка, — сказал Амос, держа руки поднятыми.
— И отлично стреляет, — отрезал мужик. — Раздевайся.
— Чё?
— Ты меня слышал. Если хочешь обмена, докажи, что не прячешь оружие. Раздевайся!
Что ж, это был непредвиденный поворот, но чего уж там. Он не впервые встречал парня, который тащился от собственной власти. Амос стянул рубашку, одновременно снимая обувь, потом скинул штаны, переступил через них. Холодный воздух обжег ему кожу.
— Так, — сказал Амос. — Теперь, если я не спрятал пистолет в заднице, будем считать, что я безоружен?
— Ладно, — отозвался мужчина.
— Слушай, если ты всё-таки напрягаешься — позови кого-нибудь, пусть осмотрят мои шмотки. А сам можешь держать меня на прицеле, чтоб я чего не выкинул.
— Не указывай мне, что делать.
Это был хороший знак. Похоже, мужик жил здесь один. Амос бросил взгляд на чердак. Будь с ним еще кто-то, сидел бы как раз там. Маленькие серо-коричневые крылья затрепетали у чердака, словно в ответ на его вопрос.
— Где очиститель?
— Около трех миль вниз по дороге, — объяснил Амос, ткнув большим пальцем. — За час легко доставлю.
— Не парься, — ответил мужик, поднимая винтовку к плечу и прицеливаясь. Дуло показалось Амосу размером с пещеру. — Я и сам справлюсь.
До того, как он успел нажать на спуск, по двору пронесся будто порыв ветра. Только у этого ветра были зубы. Мужик качнулся назад и взвизгнул от удивления и боли. За те несколько дней, что они покинули Яму, химические блокираторы гормонов сошли на нет, и Персик двигалась быстрее, чем глаз Амоса мог уследить. Казалось, она превратилась в бешеного колибри. Человек упал на колени, штурмовая винтовка внезапно исчезла, а из сломанного пальца потекла кровь. Когда он скорчился, схватившись за свою сломанную руку, винтовка выплюнула очередь и вспорола ему грудь.
А потом Персик остановилась. Ее тюремная роба, забрызганная кровью, хлопала на ветру, а в руке она держала винтовку. Девушка медленно опустилась на землю. К моменту, когда Амос снова натянул штаны и шагнул к ней, она уже лежала, закатив глаза, и содрогалась от рвоты. Он укрыл ее своей рубашкой и подождал, пока припадок не закончился. За прошедшие пять минут никто так и не вышел из дома, чтобы выяснить обстановку или отомстить, и Амос уверился, что покойный был холостяком.
Но вот она задрожала, потом замерла, и пустота ушла из ее глаз.
— Эй, — позвала она. — Мы победили?
— В первом раунде — да, — кивнул Амос. — Это всегда так?
— Ага, — сказала она. — Так себе модификация.
— Но, когда нужно, может быть полезно.
— Точно. А ты как?
— Чуток замёрз, — сказал Амос. — Но это не смертельно. Подожди здесь немного, хорошо? Хочу разведать, что нас ждёт внутри.
— Я пойду с тобой, — запротестовала она и попыталась сесть. Он положил руку ей на плечо. Ему даже не пришлось нажимать, чтобы остановить ее.
— Сначала пойду я. Не удивлюсь, если там всё заминировано.
— Ладно, — выдохнула она. — Тогда я просто жду здесь.
— Отличный план.
Следующим утром на рассвете они выступили из этого маленького дома. На обоих были термокостюмы профессионального класса, хоть ему размер был маловат, а ей пришлось подкатать рукава. В бункере под домом нашлось достаточно припасов, чтобы продержаться год-два: оборудование для жизнеобеспечения, оружие, боеприпасы, кипа удивительно скучной порнографии и набор великолепных шахмат, вырезанных вручную. Лучшая находка, однако, обнаружилась не в бункере. В гараже стояли полдюжины не пользованных, но хорошо подготовленных велосипедов, оборудованных кофрами. Даже с длинными ружьями за плечами и увесистым багажом еды и воды они покрыли расстояние от лагеря через весь город до шоссе за полчаса. К полудню они были дальше, чем могли бы пройти пешком за три дня. От Ямы до офиса Эриха было примерно семьсот километров. Пешком они смогли одолеть меньше тридцати. На велосипедах уже получилось в два с лишним раза больше. Балтимор теперь был, может, в девяти днях пути, если всё пойдёт нормально. Что, учитывая ситуацию, было под большим вопросом. Но всё же...
В полдень они остановились пообедать. Тусклый свет создавал ощущение раннего утра незадолго до рассвета. От его дыхания в воздухе клубился пар, но в своем термокостюме и после физической нагрузки холода Амос не чувствовал. Персик тоже выглядела в тысячу раз лучше. Она улыбалась, на щеках играл румянец. Они сидели на старой скамейке у дороги, глядя на восток. Везде, куда ни глянь, были грязь и разбросанный мусор.
А еще над горизонтом сияло зарево чего-то
