Но не могла она исправить и остальных, ибо наказание не готовит почву для исправления и раскаяния, а просто демонстрирует неоспоримость силы. Остается страх. И вот парадокс. У многих ни разу не сидевших за решеткой боязнь неволи куда больше, чем у прошедших этот этап. И поэтому многие из освобождающихся отнюдь не становятся на правильный путь – лишь начинают действовать изощреннее. А некоторые, типа меня, даже этого не начинали.
Получается, что русский человек скорее следует не закону, а внутренней этике. У фраеров и государства воровать можно – у друга нельзя, это можно, а это нельзя. Я считал, что заниматься бизнесом можно, и не понимал, почему нельзя. Потому что посадят? Для меня это не казалось весомым аргументом. Кстати, когда я жил в тюрьме, местные негласные законы оказались куда и понятнее тех, что на воле. Например, нельзя красть у соседа из тумбочки. Все ясно, комментариев не надо. А вот «подрывать социалистический строй незаконной коммерческой деятельностью» – это как расшифровывать?
Мой бизнес был связан с валютой и золотом – самая страшная, расстрельная статья. Но ощущение собственной правоты мешало мне правильно оценить ситуацию. Не было ни страха, ни даже чувства опасности. Я считал, что поступаю естественно и нормально. А многое вокруг, наоборот, казалось неестественным и непонятным. Почему инициатива одного человека душится государственными структурами, будь то торговля, производство, культура? Почему, что петь, диктует государство? Я над этим задумывался, но не мог найти объяснения, мешало мировоззрение, впитанное в семье, в школе, в институте. Где-то в глубине души я знал, что прав. Вдобавок государственные законы не соответствовали природе человека, даже первобытный питекантроп хотел носить шкуру лучшую, чем у соплеменника. Вот и я хотел. И хотел ее носить не где-нибудь за океаном, а на своей родной земле. Там, где я родился, там, где могилы моих родственников и друзей. Но это – поэзия. А проза жизни стоила мне 17 лет и 8 месяцев.
Помнится, в моей персональной избушке на Печоре мы с Генрихом часто собирались за чашечкой чая или рюмочкой водки и мечтали о светлом будущем. Вот освободимся, вот заживем счастливо. И, конечно, не будем заниматься прежними делишками. Но в наших мечтах напрочь отсутствовала логика: хорошая сладкая жизнь требовала денег, а при аресте мы потеряли все. Нас обобрали как липку, не осталось никаких тайников, никаких скрытых накоплений. Но когда умозрительно рассуждаешь, такие детали не особо важны. А сейчас уже требовались конкретные решения. Идти на 120 или даже 200 рублей в месяц? Нет, это не для меня. Тогда что?
Где-то через пару недель после появления в Москве я заглянул в ресторан при гостинице «Россия» – сейчас это клуб «Манхеттен-экспресс». За время моего отсутствия он превратился в место встреч представителей золотой молодежи и просто хорошо обеспеченных людей. То есть прежде всего фарцовщиков и валютчиков всех мастей, их денежный достаток начинался где-то от тысячи рублей в месяц. В переводе на доллары, смешно сказать, около двухсот, но тогда доллар весил куда больше, чем сегодня. Джинсы стоили зеленую десятку, а вполне приличная шуба – полтинник. Я встретил немало старых знакомых, ощутил некогда привычную атмосферу, по которой изрядно соскучился. Судьбы у всех сложились по-разному, кто-то под жернова закона попал почти так же серьезно, как я. Кто-то отсидел незначительный срок: судья миловал. А кого-то миловал Бог, и он вообще миновал решетку. И если в 1970 году по «моей» статье прошло человек 50, не более, то новое поколение стало куда активнее нарушать закон. Ну и попадаться куда в больших количествах. В общем, общество загнивало на радость уже загнившему Западу.
Разложению во многом способствовали многочисленные иностранцы, которыми Москва просто кишела. Компания «Интурист» работала на полную катушку, пополняя казну твердо конвертируемой валютой и одновременно подтачивая устои общества. Люди стали лучше одеваться, почти исчезли абсурдные музыкальные строгости, коротковолновые приемники вовсю ловили вражеские «голоса». И что, разве я мог устоять?
За дальним столиком, уставленным закусками и бутылками, в полумраке и гордом одиночестве сидел человек, которого я плохо помнил, он же приветливо махал мне рукой и подзывал к себе. Да, конечно же, это Олег Голенищев, мой давний знакомый, просто сильно изменившийся. Модные затемненные очки в золотой оправе, перстень с бриллиантом на пальце, лакированные ботинки. Да, у него все хорошо, и его я действительно рад был видеть! В свое время мы общались, может, и не особо тесно, но воспоминания присутствовали самые хорошие.
После обильного ужина мы пошли по центру столицы прогуляться. Навстречу нам попались итальянцы, которые приняли Олега за своего – такой же южный типаж – и его спросили, как пройти куда-то. Олег немного знал итальянский, равно как и английский, французский, турецкий, и потому бойко ответил. Завязалась беседа. Точнее, говорил мой приятель, а я лишь убедительно кивал головой. Слово за слово, шустрые итальянцы выразили готовность продать нам шмотки и валюту. И, конечно же, мы не погнушались предложением, приехали в гостиницу «Дружба» на Ленинском проспекте, прошли в их номер.
Шмотки как на подбор – модные, качественные, недорогие – я просто обалдел. Мы купили все оптом, частью для себя, частью на перепродажу. Ну и валютой неслабо затарились. Увидев в нас конкретных деловых людей, итальянцы в свою очередь порекомендовали нас своим знакомым, и закрутилось-понеслось…
Да, вот именно, не прошло и трех недель, а я снова нарушил УК. Правда, с золотом на этот раз не связывался, зато валюта просто валом шла, как рыба на нересте. Причем не всегда настоящая.
Одной из самых рискованных и прибыльных в моей коммерческой деятельности была операция по купле-продаже 50 000 фальшивых долларов! Она вообще стоит особняком. А начиналось все так. У Центрального телеграфа на Горького подошли двое незнакомых мужчин и предложили большую партию фальшивок по 80 копеек. С одной стороны, предложение подкупало открытостью и перспективностью, с другой стороны… Не подсадные ли? Однако я не сомневался, что хорошо разбираюсь в людях, и подвоха не почувствовал. Попросив день на раздумье и анализ рынка, мы перенесли встречу и сделку на завтра. Никаких сотовых телефонов тогда и в фантазиях не существовало, домашние номера никому не давались, поэтому, если не придешь на стрелку, потеряешь важный «конец». Впрочем, большинство «потерявшихся» в итоге отыскивались через третьи или пятые руки, через рестораны, где были завсегдатаями, или точки работы. Одного моего должника искали по злачным местам несколько месяцев, но все-таки нашли. И по-хорошему попросили вернуть долг. Если ограбил, это другое дело, тут каждый зарабатывает по-своему, а если деньги взаймы взял – это
