– Ну, давай, переодевайся!
А я уже знаю, что через пару дней он придет извиняться с несколькими пачками чая:
– Не обижайся, это я для формальности.
Пока я налаживал производство, периодически писал ходатайства о помиловании. Хоть на зоне жил я, может, и неплохо, а на воле все равно лучше. Даже сравнивать странно. Мама тоже постоянно предпринимала отчаянные попытки вызволить меня раньше срока. Но все они отклонялись, мне ведь уже один раз снизили приговор на год. Дважды такое происходит редко. Мне отказали после пяти и шести лет. Через семь с половиной я отрядил еще одно прошение: под ним подписался сам министр МВД Мордовии, начальник зоны, наблюдательная комиссия при поселковом совете. По опыту я знал: отказ обычно приходит быстро. Если же рабочий комитет по рассмотрению ходатайств о помиловании выносит просьбу зэка на высокую комиссию, есть неплохой шанс. И вот тогда уже эта процедура длится долго, пока ее рассмотрят под личным предводительством Председателя Верховного Совета РСФСР, пока отпишут резолюцию. Поэтому, отсчитав месяц, а затем и второй, я очень сильно занервничал. Я в нетерпении ждал решения, и, пока я заведовал производством, это как-то отвлекало. А когда ничего не делал, мою голову будоражила мысль о надвигающейся свободе, я ведь практически не сомневался, что она скоро грядет.
Тюремный шансон
Этот песенный жанр в его сегодняшнем виде меня совсем не трогает, он слишком адаптирован к эстраде. И вообще, почему стиль тюремной романтики называют шансоном? И я, тонкий, творческий, эмоциональный, имеющий опыт прослушивания разной музыки, ощущаю его искусственность и пластмассовость. Мне ведь встречались музыкально одаренные заключенные, которые брали за душу своими песнями. Бывало, идет «Столыпин», и из клетки поет мальчишка – хороший голос, правильный слух и потрясающая искренность. И пройдя через тяжелые испытание судьбы, долгие годы находясь в центре уголовной жизни, прочувствовав ее каждым нервом, сейчас могу сказать одно: нет в нынешнем блатном шансоне правильности чувств, искренности надрыва, непосредственности и натурализма, который я слышал в зоне. Я вообще считаю, что на воле эти песни даже вредны, ибо способствуют излишней романтизации тюрьмы и зоны. Нет там ничего хорошего, ничего такого, к чему стоило бы стремиться. Да, это колоссальное испытание характера и силы духа, но упаси вас небо от подобных испытаний.
А вообще-то истоки тюремной песни ближе к сталинским временам, когда наряду с отпетыми уголовниками по зонам сидело много политзаключенных и просто случайных людей: опоздал на работы, подобрал колосок. Вот среди этих невинных жертв репрессий и находились настоящие музыкальные таланты, и лучшие песни слагались именно тогда. Ну а нынешние коммерческие «страдания» никуда не годятся, просто расхожий жанр. Но на чувствах играет удачно, ибо 30 процентов населения страны прошло через тюрьму. И немало, как это ни странно, ностальгирует по этим «похождениям».
И вот как-то вечером мы с приятелем тусовались на плацу, где обычно происходит поверка. Кстати, а вы знаете, что понятие «тусоваться» пришло из блатного жаргона? Это значило «ходить туда-сюда» по дворику, камере или иной маленькой локальной территории. Наверное, произошло от карточного термина, когда на 60 метрах гуляют человек 30, так просто не пройдешь, придется лавировать. Уже в 90-е годы это слово вошло в лексикон вольных, и образовалось ныне известное всем «тусовка». В общем, вдруг подбегает шустрый шнырь с вахты:
– Эй, тебя зовет начальник. Поторопись.
Я вздрогнул. А знаете почему? Да опять-таки моя обостренная интуиция. Несколькими минутами раньше по асфальтовой дорожке от вахты прошел начальник спецчасти. Ну прошел и прошел, хрен его знает зачем. А тут я врубаюсь, что наверняка он принес какое-то известие. Начальник спецчасти – нормальный мужик, майор, племянник начальника колонии. Наши отношения как минимум нормальные и деловые, друг другу по возможности помогали. Сначала я почти побежал, а потом слегка сбавил темп: «А вдруг новости безрадостны. Какой же это будет облом… Нет, да мне особо и не хочется на волю. Мне и здесь неплохо…». Но когда я зашел на второй этаж, откуда просматривалась изрядная часть зоны, и увидел довольную физиономию начальника спецчасти, я почти возликовал. Сейчас мне скажут что-нибудь приятное, я не сомневаюсь! Наверняка снизили срок. На год? Или…
– Ну, мастер, поздравляю. Срок снижен на год и восемь месяцев. До звонка тебе осталось всего четыре месяца. Так что потихоньку сдавай дела на своих участках. И отдыхай.
Чем ближе «звонок», тем медленнее сменяются дни. Время бессовестно замедляет свой обычный ход. Последний месяц длится как три предыдущих, а последняя неделя – как предыдущие три месяца… Две-три недели ушло на введение в курс дела моего сменщика, а потом я просто отдыхал и загорал, благо лето уже полностью вступило в свои права. В принципе, зона не армия, здесь работают до последнего дня. Но меня в силу исключительности трудиться не заставляли, да и не пойду же я простым рабочим! А если по совести, то я ведь столько лет вкалывал даже по воскресеньям. Если бы эти дни сосчитать…
Кстати, работал я не за деньги или не ради желания выслужиться – скучно было!
В ночь перед освобождением я устроил небольшую пирушку для кентов и соседей по бараку, я заварил изрядно крепчайшего чифира и просто «купеческого» чайку и устроил проводы. Меня о чем-то просили, что-то я обещал, кому-то позвонить, например. Но лишних обязательств на себя не брал. А то, бывает, кто-то в возбуждении от предстоящего освобождения кричит: «Выхожу за ворота – и в магазин! Обязательно переброшу – чай, сгущенку…». Тогда обязательно кто-нибудь вставит ехидно:
– Каски-то надевать?
– Зачем?
– Чтобы консервными банками не убило.
Освобождающийся часто идеализирует предстоящую жизнь, это связано, конечно, с опьянением свободой, вольным воздухом.
Но я выходил на волю уже повторно и особых иллюзий не питал.
Срок третий и последний
101-й километр
20.10.2003
В минувшую субботу на служебном входе в ДС» Юбилейный» со мной случился забавный случай: я забыл приклеить себе на свитер специальный бейдж, и охранник дворца спорта встал на пути у видного музыкального деятеля: «Вы куда?». Ну я, конечно, не звезда эстрады, чтобы меня в лицо знали, но я объяснил, кто я и что сильно спешу, а бейдж посеял. Не подействовало, а я возмутился и пригрозил наглецу увольнением. Тот угрозы не испугался, и тогда я попытался применить силу и начал толкать охранника. В конце концов вмешалась какая-то женщина из администрации, и меня пропустили. Уж не знаю, что я так разнервничался, формально охранник был прав. Вдобавок за несколько минут до моего прихода его сильно допек Леня – солист «Динамита». Этот Леня, напялив на башку капюшон, появившись у служебного входа, начал прикалываться: «А чей это концерт сегодня?».
– Иди
