«И ДУХОВИ ТВОЕМУ»
То есть мир не только нам, но и тебе. Горе тому священнику, который во время службы хранит в своей душе ненависть, обиду и злость. Примиряется священник независимо от поведения верующих в Церкви.
Верно одно: все то, о чем мы просим в различных литургических молитвах и прошениях, мы просим с верой и несомненной надеждой на то, что Божественная литургия – это вечная реальность в Лице и деле Богочеловека Иисуса Христа! Он Один и единственный «посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус».[421] Он направляет и ведет нас к Богу Отцу своей собственной Жертвой на Голгофе! Таким образом, богослужением и Божественным Причащением Христос подтверждает нам, что, то, что мы переживаем, что просим и что получаем, это точно и подлинно! Мира просим – мир получаем…
6. Лобзание любви
Два самых главных отличия верного христианина – это любовь и вера, которые являются «брачными одеждами» для входа в Царство Небесное. Иногда вера идет впереди, как корень всех добродетелей, а иногда – любовь, как венец добродетелей, согласно гимну любви апостола Павла[422].
«ВОЗЛЮБИМ ДРУГ ДРУГА,
ДА ЕДИНОМЫСЛИЕМ ИСПОВЕМЫ».
То есть возлюбим друг друга, чтобы в единомыслии исповедать. Такой же призыв священника в более древнем типе Божественной литургии звучит так: «приветствуйте друг друга святым целованием»[423]. То есть целуйте друг друга святым целованием.
Священники, образно целуя друг друга, говорят: «Христос посреди нас». И отвечают: «И есть, и будет».
В древние времена обменивались поцелуями и верующие, отдельно мужчины и отдельно женщины. Этот непорочный, святой и чистый поцелуй, был внешним проявлением любви, которая жила в сердцах первых христиан. Это был поцелуй благословенный, небесный и ангельский, особенно во времена мучеников, которых травили в цирках дикими зверьми, терзали в тюрьмах и катакомбах.
Однако, когда любовь христиан начала ослабевать и охладевать, тогда священный обычай целования начал постепенно исчезать и сохранился только среди церковнослужителей, в святом алтаре.
Поцелуй любви – это не просто литургический символ, но священнослужение, литургический опыт. Это не образ любви, который объединяет верующих, но опыт их объединения – его результат. Это опыт примирения и связи между верующими и их объединения с Христом. «Будем же, возлюбленные, помнить святые лобзания, и страшные приветствия, которые делаем друг другу во время Божественной литургии. Это соединяет наши души и производит то, что мы все становимся одним телом».[424]
«Лобзание во время Божественной литургии – это знак того, что наши души слились вместе и изгнали из себя все воспоминания о зле и несправедливости».[425]
Терпимость и любовь – это первое условие для того, чтобы приблизиться к святому жертвеннику и сесть за стол Тайной Вечери, то есть принять участие в Божественном Причащении.
Это литургическое лобзание как Божественное Служение есть дело любви и веры и доказательство того, что страсти изгнаны из нас. Со святым лобзанием мы получаем любовь друг друга. Мы входим в душу другого, и тот входит в нас. Каждый из нас становится другим и принадлежит другому, принадлежит всем. Это «взаимопроникновение любви»: любви деятельной, а не умозрительной.
Каждое действие, каждое слово, каждое движение и каждое событие Божественной литургии подобно нашим ежедневным делам, но преображенным, одухотворенным, освященным. Во время Божественной литургии материя очищается, а плоть одухотворяется. Так и лобзание между священниками и верующими обретает новые измерения: небесные…
124. В июле 1933 группа ученых остановилась на несколько дней рядом с концентрационным лагерем в Иркутске. В этом городе не было жителей, только заключенные, которые выполняли принудительные работы на каком-то строительстве. Большинство из них были священниками, диаконами, монахами и несколько – епископами.
В лагерях царила невероятная жестокость. Без какого-либо повода заключенных секли, жестоко избивали и расстреливали. Бытовые условия были ужасны. Большинство умирало от холода и голода.
«Погода в то лето была благоприятная. После ужина, – говорит очевидец событий, – мы сидели до позднего вечера у костра, беседуя между собой, а из соседнего лагеря до нас все время доносились крики и стоны… Сколько живу, не забыть мне этой сибирской долины. Всегда буду ее помнить.
Наш утренний сон был внезапно прерван печальным человеческим стоном. Мы тут же вскочили. Руководитель нашей группы был родом из Иркутска, он поспешно достал бинокль, остальные установили два топографических прибора и занялись как бы своими делами, когда мы заметили, что к нам приближается толпа. Из-за кустов сразу было трудно понять, что происходит. Это были шестьдесят заключенных, и по мере их приближения мы могли ясно увидеть, что все они были изнурены, истощены от голода, непосильной работы и жестоких побоев.
Однако, что увидели наши удивленные глаза? На плечах у них была веревка. С помощью нее они тащили сани, на которых была бочка, полная человеческих нечистот (испражнений)!
Конвоиры, которые их сопровождали, очевидно, не знали, что в окрестностях концентрационного лагеря расположилась научная экспедиция. Мы услышали слова приказа: «Лягте и не двигайтесь». Один конвоир побежал обратно в лагерь. Очевидно, нас посчитали подозрительными.
Кто-то из нашей группы быстро оценил положение заключенных и сказал: «Продлим их жизнь на несколько минут». Поначалу мы не поняли значения этих слов, но через 15–20 минут мы были окружены взводом охранников лагеря, которые приблизились к нам, держа наготове винтовки, словно собираясь напасть.
Командир взвода и комиссар подошли к нам и спросили бумаги. Изучив их, они объяснили нам, что эти шестьдесят человек приговорены к расстрелу, как чуждый и враждебный советской социалистической власти Сталина элемент.
Огромный ров уже был готов для этих шестидесяти. Комиссар сказал нам войти в наши палатки, что мы и сделали. Шестьдесят мучеников все были священниками. Тихим июльским утром отчетливо были слышны их обессиленные голоса.
Сделав отверстия в нашей палатке, мы увидели, услышали и пережили первую Церковь святых мучеников…
СВЯЩЕННИКИ ЛОБЫЗАЛИ ДРУГ ДРУГА СВЯТЫМ ПОЦЕЛУЕМ… Один из них высоко поднял руки и громко закричал: «Отче, прости им, ибо они не ведают, что творят!» В результате его толкнули, и он упал.
Потом их всех построили возле рва. Кто-то из палачей спросил одного из священников, который стоял на самом краю рва: «Это твоя последняя минута. Скажи мне, есть ли Бог?»
Ответ святых священномучеников был твердый и уверенный: «Да, Бог есть!»
Послышался первый выстрел.
Мы сидели и смотрели из палаток, и сердца наши учащенно забились… Слезы потекли из глаз…
Раздался второй выстрел… третий… четвертый…
Священники один за другим подходили ко рву. Палачи спрашивали каждого священника:
– Есть Бог?
Ответ всегда был одинаков:
– Да, Бог есть!
Или говорили:
– Да,
