Послушно сев на скамейку, он стал смотреть, как гордо расхаживают белые птицы, собирая зерна. Еще какая-то из этих птиц с восходом солнца надрывно кукарекала – наверное, вот та крупная и яркая. Судя по наглому виду, ей точно не будет стыдно мешать людям спать.
Мимо, по направлению от дома к летней кухне пробежала раскрасневшаяся Света с казаном в руках. Глянула приветливо, но настороженно.
Дышалось легко. Утренняя свежесть бодрила, а лучи солнца приятно щекотали кожу лица. Только подташнивало немного.
Вышедший из дома Прапор, в трико с красно-зелеными полосками и плотной рубахе поверх майки, взял топор, валявшийся возле поленницы с дровами. Наверное, он встал до восхода солнца, раз был так тепло одет. Ведь ночью, когда нет солнца, холодно и страшно.
Установив крупное бревно, Прапор с нескольких ударов разрубил его сначала пополам, а потом разрубил каждую половинку еще раз.
Было приятно смотреть, как у Василько это ловко получается. Скоро возникла мысль: «А смогу ли я так?» Подойдя ближе к дровоколу, он остановился у Прапора за спиной. Батя, услышав шаги, продолжил колоть дрова, но уже контролировал найденыша боковым зрением.
Найденыш продолжал пристально смотреть. Василий Иваныч не выдержал, повернулся к нему, рукой вытер пот со лба и резко спросил:
– Чего тебе?
– Можно я?
– Ты лучше дров на кухню отнеси, – пробурчал Прапор и отошел, давая возможность собрать наколотые дрова.
Послушно отнеся дрова на кухню, он вернулся и встал на то же место. Иваныч опять бросил на него взгляд, но уже с некоторым раздражением.
– Хочу попробовать! – Это уже звучало как требование. Почему-то ему казалось, что он раньше много раз занимался подобным.
– О, а ты с характером! Из тебя толк будет. Ну, бери колун, – разрешил Прапор и бросил топор на землю, а сам отошел в сторону сарая, исподтишка взглянув на стоящие возле дверей вилы.
Оно и понятно. Кто знает, как этот чудик себя с топором в руках поведет?
Топор оказался тяжелым. Взяв его правой рукой ближе к топорищу, он определил центр тяжести, поставил крупное полено на пень для колки и ударил. Полено разлетелось на куски, как и пень, служивший колодой. Определенно раньше он орудовал топором, только в его понимании он должен быть тяжелей и стрелять молниями.
В памяти проскользнуло знакомое слово, а перед глазами встала картина битвы, где он без устали махал топором. Хотя нет, не топором. Как, интересно, назывался этот большой и тяжелый предмет для нанесения ударов? В голове само собой всплыло слово «мьёльнир». Интересно, на каком это языке?
– Ешкин кот! – выругался Прапор. – Ты свою дурь мелкими порциями расходуй. Где я теперь такой хороший пень для колки возьму? Потом отвернулся и бросил: – Коли теперь хоть все дрова, раз охота.
А сам пошел в сторону летней кухни.
Колодой послужила половинка расколотого пня. Дрова кололись легко, только разлетались далеко. После получаса работы колотых дров на поленнице очень добавилось. Пот тек по всему телу и был какой-то едкий и терпкий, а топор стал тяжелей.
– Эй, как тебя там! Найденыш! Бросай все, пошли завтракать. – Приказ прапорщика Василько прозвучал через весь двор.
Послушно положив колун на поленницу, он пошел к летней кухне, вытирая рукавом пот со лба. Рубаха заметно пожелтела.
Направляясь к столу, он прошел мимо Светы. Она почему-то ойкнула и скривилась.
Даже брови Прапора немного поднялись от удивления.
– Да, силен ты, братец, вонять. Покрепче любой газовой атаки будешь. Светланка, полотенце принеси, а ты за мной шагом марш, – распорядился Прапор, часто моргая.
Противоречить бате даже мысли не появилось.
Подведя его к летнему душу с бочкой наверху, хозяин открыл дверь и показал на кран.
– Когда помоешься, штаны эти снова надень, а рубаху сейчас дам другую. Вещи твои еще не совсем высохли. Полотенце шас Светка принесет, – пробасил Прапор, с неприязнью оглядывая покрытую желто-зелеными пятнами рубашку.
Вода пробирала холодом, но после физической нагрузки от этого было только лучше. Желто-зеленый пот, правда, не особо хотел смываться в холодной воде. Когда он вышел, вытерся и оделся, в голове почему-то слегка звенело, да и тошнота тоже усилилась.
Прапор и Света сидели за столом и ели кашу. На столе стояла и его порция. Трехлитровая банка свежего коровьего молока венчала пиршество. Каша немного пахла дымом и оказалась приятна на вкус. Но в желудок еда все равно падала тяжелыми камнями, и от этого было очень больно.
– Никак на летнюю кухню газ не проведу, а баллоны возить мороки много. Так что наслаждайся едой, приготовленной на живом огне. Молока тоже вон попей, соседка корову держит, так мы берем, тоже живое, а то магазинное в пакетах даже не прокисает.
Василий Иваныч, глядя на то, как он ест, полез в карман рубахи, достал сто рублей и положил на стол, прихлопнув их рукой.
– Твою сотню рублей возвращаю. Светка одежу стирала, так я взял, чтоб не намокли, – вытирая усы, объяснил он.
– Спаси-бог. – Это слово, как и «мьёльнир», само по себе всплыло в голове.
– За свое «спасибо» не говорят, – отрезал Прапор. – Вчера хотел участковому нашему тебя показать, а он как назло к родителям в деревню уехал. В райотдел тебя вести придется.
Он не знал, что такое «райотдел», но это незнакомое слово не помешало его аппетиту.
Потом Прапор задумчиво посмотрел в кашу, которую ел гость.
– А вот как тебя называть? Ты так ничего и не вспомнил? – с надеждой, что его не разочаруют, поинтересовался хозяин дома.
Он только тряхнул головой, так и не отрывая взгляда от тарелки. Каша слоями ложилась в желудок, стало тяжело, и тошнота усилилась. Но есть необходимо, иначе хозяева подумают, что ему не понравилось. Борясь с тошнотой, он так прикусил ложку, что затрещали зубы.
– А давай наугад попробуем? Может, тебе какое имя вспомнится? Ваня? Леха? Саня? Рома? Петро? Миша? Слава? Дима? Игорь? Илья? Федя? Данила? Боря? Ничего не припоминаешь? – попытался прояснить память гостя он. – Света, какие еще
