Ее голос сорвался.
– Мама…
Жеральдина накрыла руку Лолы ладонью и рассказала, что в конце ноября ей нанесла визит дочь Бенуа Дельваля.
– У него болезнь Альцгеймера, он все время повторяет по-французски «Жеральдина» и «прости», хотя почти всю жизнь провел в Нью-Йорке. Джудит разобрала вещи отца и обнаружила мою фотографию. Меня сняли у дверей Нуазьельского лицея. Сзади было написано: «Жеральдина. 11.12.76». Других пациенток с этим именем у Бенуа не было, и Джудит легко нашла адрес моих родителей. Она долго колебалась, но в конце концов прилетела в Париж. Новые владельцы дома посоветовали ей справиться у соседки, и та дала адрес в Нуазьеле. Я прожила здесь всю жизнь…
Они долго молчали. Жеральдина не понимала, как такое возможно, а Лола совсем не удивилась.
– Ничего не исчезает без следа, и…
– И?
– Джудит зовет меня в Нью-Йорк.
– А как же его жена?
– Она умерла от рака, два года назад.
– Я позабочусь об Эльзе. Она сумеет пережить твое отсутствие. С нашей помощью.
– Знаю. Но мне страшно. Подобная любовь – опасная штука. – Мать погладила дочь по щеке. – Думаю, тебе это известно.
Жеральдина хотела подняться, но Лола удержала ее за руку, и она нежным жестом отвела волосы с лица дочери.
– Ничего мне не говори. Что бы ты ни решила, это будет твое решение, милая. Мне повезло меньше – за меня решали другие.
Жеральдина пошла к двери, взялась за ручку и сказала, не оборачиваясь:
– Я соорудила могилу, чтобы спрятать все свои секреты. Думала, это лучший способ не допустить повторения истории. Сегодня я знаю, что невысказанное не исчезает. Возможно, я передала его тебе, но хочу, чтобы ты была свободна, Лола.
36
Лола оставалась в темноте, пытаясь оценить роль Неожиданного, его огромную власть и плетущиеся втихаря последствия. Они неизбежно всплывают на поверхность, как капля воды, пленница айсберга, освобожденная глобальным потеплением. Твердое – жидкое – газообразное. Самолет в небе. Ловушка горящего взгляда. Плохие воспоминания и радости. Печаль и бактерии. Маленькие радости и пылинки всех сортов. Жидкость конденсируется, собираются облака. Ветры дуют и гонят их прочь. Иногда капли превращаются в градины, они падают на землю и разбивают все на своем пути.
Ученые называют это «круговорот воды в природе», переживающей капризы погоды. Приходится принимать во внимание Неожиданное и Неподозреваемое, которые наделены властью держать в плену и высвобождать как непристойные, так и пламенные, легкие или леденящие душу воспоминания. Секреты, страсти, обман.
Сколь бы тяжело ни сражались Неожиданное и Неподозреваемое, рано или поздно они наносят урон душам и сердцам – совсем как влажность, от которой растрескиваются каменные стены. Сдавшиеся сердца и души исходят ядовитым по́том, подобно чудовищу, наводящему ужас вопросами и ультиматумами.
Чтобы история не повторилась с моими детьми.
Лола закрыла глаза. В комнате звучал хрипловатый голос ее матери. Последний взгляд Франка перед тем, как он сел в машину. Взгляд Бертрана на фотографии, которую показывают по всем каналам: он улыбается, но смотрит не в объектив, а куда-то вдаль.
Лола набрала номер мужа. Занято… Вся ее решимость испарилась. Она понятия не имела, что сказала бы, ответь ей Франк, но уж точно не: «Я еще побуду в Нуазьеле. Мама должна уехать. Позвони, как только освободишься, это важно».
Лола посмотрела в противоположный угол. Там стояла тень со скрещенными на груди руками, и она вынесла ей приговор: «Стыд да пребудет с тобой вечно…»
В три часа ночи она все еще не спала, тысячу раз хотела позвонить и тысячу раз передумала, не зная, что сказать. Лола натянула простыню на голову. Прикрыла глаза. Спрятала слезы. Она чувствовала себя жалкой и отдала бы все на свете, чтобы это наконец прекратилось.
37
На другом берегу широкого и глубокого Рейна в тот же час не спал Франк. Он лежал в кровати и смотрел на прямоугольник окна, терзаемый расчетами и линиями. Инженер был одержим перфекционизмом, жаждал быть лучшим. Оказаться на высоте положения. Уровень адреналина в крови зашкаливал, как в те моменты, когда он желал Лолу. Франк ворочался и воображал себе пляжи Гонолулу, солнце, поджигающее море на закате, после того как оно много часов золотило спину его жены. Будет здорово отвезти туда детей и именно там научить их плавать. Рыбачить. Он выстроит им хижину из опавших пальмовых веток. Всему свое время… Сначала он доведет до совершенства проект покрытия.
Франк мысленно перепроверил сделанные красным поправки. Скоро заря покроет румянцем облака, и он учтет первые лучи солнца в своих новых расчетах. Никаких потерь до сумерек. Энергия напитает километры дорог, и они донесут ее до электростанций. Все совершенно очевидно и должно сработать… будь оно трижды неладно!
Франк хихикнул, но в ушах тут же зазвучал визгливый голос Мегеры. В детстве она повторяла на сон грядущий: «Нужно быть очень наивным, чтобы поверить, будто свет прогоняет чудовище. Если уже оно влезет к тебе, никогда не отцепится. И не заглядывай под кровать, оно не любит темноту».
Франк бросил взгляд в левый угол. Библии аккуратно лежали на стуле. Он вскочил, схватил книги, кинулся на кухню и выбросил их в мусорное ведро.
Он залпом выпил стакан ледяной воды. Электронные часы на варочной панели показывали 03.34. И куда же вознамерилась уехать моя любимая тещенька? Одна. Чушь! Франк вообразил путешествие на морское побережье. Мальдивы. Балеарские острова. Тунис. Кобург. Нет, только не в январе. Интуиция подсказывала, что дело скорее всего в мужчине. Франк был очень любопытен и много бы дал за секрет удивительного путешествия бабули Жеральдины. Увы, цифры есть цифры, а будильник показывал 03.36.
Инженер открыл окно, и холодный ветер укусил его за лицо. Скорее под одеяло! В темноту. Как изменить формулу, чтобы учесть и лунные лучи?
38
Бертран тоже не спал. Не потому, что два дня назад поговорил с Дафной, но из-за первого интервью журналисту Le Monde, которое он дал по скайпу из номера гостиницы.
– Да, это произошло в Уганде, километрах в двадцати от кенийской границы. Я не знаю, куда и сколько раз меня перевозили и где держали. Кажется, передавали из рук в руки восемь или десять раз. Я не понимал, кому могу пригодиться и для чего. Полагаю, что не покидал пределов Восточной Африки. Мне известно, что власти пытаются разобраться, но не вижу в этом особого смысла.
Бертран «простодушно» признался в страстном желании вернуться к работе. У него не было прямых контактов с другими заложниками. Он предчувствовал, что лучше не задавать вопросов.
– Я зачитывал то, что мне приказывали. Ничего не делал – разве что считал муравьев и камни. Много раз планировал побег и, когда представился случай,
