– Зачем ты так? – в голосе Саймона проскользнула искренне печальная нотка, – я хотел, чтобы, встретившись вновь, мы как бы познакомились заново; я надеялся, что мы найдем в себе силы оставить старое, время лечит; спустя годы мы оба стали мудрее, нас связывает общее детство, мы могли бы стать друзьями… Судьба, столкнув нас снова, даёт нам второй шанс.
– Мне хватило первого, спасибо, – Онки сделала полшага вперед, продемонстрировав своё намерение идти. Ей не хотелось разговаривать с Саймоном. Она не могла смириться с тем, что этот мужчина по-прежнему волнует её чувства.
Миндалевидные зеленые глаза, гладкая ухоженная кожа, стройные плечи и нежная длинная шея – его красота внушала ей нераздельно и отвращение, и желание. Было тому причиной всегдашнее ханжеское презрение Онки к кокотам, или воскресла в её душе юношеская обида? Да, она считала, что только честный труд достоин уважения. И да, она не могла забыть измены. Потому бывала излишне строга к своему несчастному Гарри. Потому постоянно подозревала его, доводя до слёз.
Она торопилась сбежать, сказать поменьше слов, отвернуться – она боялась, что не сумеет скрыть от Саймона свою проявившуюся вновь слабость к нему. Он же профессионал. Канатоходец по натянутым женским нервам. Чтец по едва заметным движениям лицевых мышц. Это его талант, его хлеб, его судьба…
В том, что Саймон был именно слабостью, Онки не сомневалась. Она не испытывала к красавцу кокоту ни уважения, ни человеческой симпатии, но её к нему влекло, и отрицать сей факт было всё равно что утверждать, будто снег – черный. Разумеется, она могла бы попытаться подобно Гале Овдайн и прочим подарками, ресторанами, модными курортами завлечь Саймона и выторговать у него всё, что только можно взять у мужчины, любые ночные капризы и проказы… Но подобная мысль вызывала у Онки рвотные позывы.
В ее системе ценностей лечь в постель с человеком, в котором не ценишь личность, было всё равно что удовлетворить свои потребности с догом или самцом гориллы. Лишь поэтому она хотела сейчас оскорбить его, уязвить побольнее – чтобы навсегда отрезать себе путь к отступлению. Чтобы Саймон тоже возненавидел её, и не было бы ни малейшей возможности, что однажды они проснутся вместе где-нибудь на тропическом острове, и она будет, наконец, после всех бурь, сходя с ума от ненасытной радости долгожданного обретения, целовать его, спящего, в волосы…
Пока у Онки был Гарри, она не опасалась никаких искушений. Но теперь Гарри ушёл…
– Гала очень порядочный и деликатный человек, – Саймон решил не оставлять без внимания реплику, относившуюся к его покровительнице, – наши отношения гораздо глубже, чем ты хочешь думать, ей небезразличны мои стремления, мои мечты… Гала хочет, чтобы я стал актером, мне уже предлагали, для начала, правда, эпизодические роли в сериалах, но со временем…
– Сериалов никогда не смотрела, теперь и подавно не буду. Хорошего вечера. – С нажимом простилась Онки.
Шумно отодвинув с дороги плетеное кресло, она направилась к выходу из зала.
– Ты странная, Онки Сакайо, – голос Саймона настиг её, будто хлестнул по спине, – наша дружба могла бы принести тебе немало пользы.
Онки уже дошла до лестницы. Помедлив секунду на верхней ступеньке, она делано рассмеялась:
– Что? Словечко доброе за меня замолвишь и жезлом своим волшебным это словечко окучишь, чтоб лучше прижилось? Нет уж, уволь.
Звук шагов по деревянным ступенькам.
– У тебя всё хорошо? – спросила Гала, когда Саймон вернулся к столику.
– Вполне, – ему потребовалось усилие, чтобы вернуть лицу выражение доброжелательной открытости.
– Из неё был бы неплохой губернатор.
Гала Овдайн обладала прекрасной памятью; змеиный клубок завистниц хоть и шипел о том, что она принимает какие-то таблетки для улучшения работы мозга, но всерьез никто в это не верил.
– Надеюсь, не растеряет она свой запал. Сумеет пробиться повыше, не замызгав благородных порывов. Надо, чтобы хоть кто-нибудь распорол уже этот мешок с требухой…
Саймон без труда перевел сам себе фразу министриссы с робкого, басенного, песенного, на родной. Непрошенная, а оттого особенно ценная, похвала в адрес Онки из уст его покровительницы, вызвала у него небывалые возмущение и досаду. Конечно, нельзя не признавать её заслуг, но… Она сама… Онки же невыносимая. Гадкая. Аж зубы сводит…
Саймон достал из аккуратной плетеной коробочки зубочистку и сломал её.
Гала попросила счёт.
Онки дошла до вершины мостика и остановилась, борясь с нелогичным порывом посмотреть назад. Носком туфли она спихнула в воду притаившийся между дощечками небольшой камушек.
Дождь перестал, и в трещине между облаками щурилась поздняя красная заря. Почти не нарушая спокойствия воды – точно скользящая по льду шайба – в пруду плыла утка.
3
Грейпфрутовый свет раннего утра заставил сразу зажмурить с трудом приоткрытые глаза. Вибрирующий на беззвучном режиме телефон медленно подползал к самому краю тумбочки.
Единственный выходной! Пролетающий быстро, как скоростной поезд мимо провинциальной платформы.
Онки Сакайо нехотя приподнялась и ответила на вызов. Она ожидала услышать кого угодно, но только не этот голос, звук которого сразу отозвался в её душе эхом грустной вины. Звонил Гарри. Он напомнил о приближающемся дне рождения двойняшек и прозрачно намекнул, что помимо алиментов в этом месяце неплохо было бы прислать ему дополнительно некоторое количество средств на покупку подарков.
– Ой, извини, – неповоротливым медлительным спросонья голосом пробормотала Онки, – я совсем заработалась, конечно, я отправлю вам перевод.
Чтобы не забыть, Онки тут же добыла из тумбочки лист бумаги и написала:
ДЕНЬГИ НА ДЕТЕЙ
У неё в голове обычно вращалось столько насущных дел, что просьбе бывшего мужа ничего не стоило затеряться в этом потоке.
– Как-нибудь в выходной приедешь, может, на ночь, – предложила Онки в конце разговора, который в итоге свелся к скупому обсуждению здоровья детей, погоды и Онкиному сетованию на занятость.
Она не ожидала, что Гарри обидится.
– За кого ты меня принимаешь? Наши отношения закончились, значит, ничего такого между нами уже не может быть! И вообще… Раньше надо было думать.
– Как хочешь, – скисла Онки. Она уже успела представить себе, как уютно можно с утра уткнуться в теплое небритое тело мужа, как сладко можно дремать, чувствуя щекой редкие длинные волоски на его груди.
Гарри всё ещё любил её. И она, наверное, сдержалась бы, если бы знала, как мучает его этими случайными словами, спровоцированными естественной физической тягой к мужскому телу… Но Онки и в браке не имела привычки прислушиваться к чувствам супруга. Что тут говорить?
– Извини, у меня в дверь звонят, наверное, курьер из службы доставки тортов, – поспешил Гарри закончить разговор.
Онки не знала, правду он говорит или решил солгать, но это было и не важно. Положив мобильник на тумбочку, она накрылась одеялом с головой и попыталась снова уснуть.
Однако, её блаженное таяние