9
Холли Штутцер украдкой любовалась очертаниями ног сидящей Селии, обтянутых узким платьем, – молодая миллиардерша уже поняла, что подруга питает к ней слабость определенного свойства, и старалась сохранять в отношении этого дружелюбный нейтралитет. Она не допускала мысли, что однажды может поддаться чарам однополой любви, но глубоко уважала Холли и дорожила её дружбой.
– Отчего ты так прохладно относилась к своей перспективе носить корону?
– Я не хотела её, – ответила Селия, покачивая ногой в изящной замшевой туфле, – Кто-то стремится руководить, принимать решения, брать на себя ответственность… А я – нет. Мне нравится спокойная жизнь, без постоянного напряжения, которое всегда сопутствует власти… Мне вполне достаточно моей доли в "Ойл Ремайнс", прибыли, которую я получаю пропорционально своей доле акций; в идеале я мечтала бы найти любовь всей своей жизни и вместе с ним сбежать на дикий остров, чтобы никто не мешал нам предаваться счастливому безделью единственных людей на всей Земле, – Селия встала и налила себе воды из графина, – Видишь ли… – произнесла она задумчиво, глядя сквозь наполненный прозрачный стакан на свет, – Есть такая черта у некоторых людей, Холли, как воля к власти. У меня её нет, и я нисколько об этом не жалею…
– Почему?
– Потому что, обладая большой властью, очень трудно себя контролировать. И так просто упустить момент, когда перестаёшь думать об общественном благе и начинаешь упиваться властью как есть, становишься диктатором, тираном; почти все этот момент упускают, грань слишком тонка…
– Что это за бумага, которую ты должна будешь в торжественной обстановке подписать? Объясни мне суть происходящего, на мой взгляд, дикость какая-то, та женщина – атлантийка, что ей делать-то на королевском троне в вашей стране?
Отхлебнув воды, Селия поставила стакан на стильный зеркальный столик.
– Пусть делает, что хочет. Пока её не убьет Зарина. Или ещё кто-нибудь. Хотя, может, я её недооцениваю, она придет и создаст демократическую партию, разгонит от государственной казны всех крыс и тараканов, сделает сырье достоянием народа, организует в стране нормальные больницы, школы, транспортные магистрали, наденет поводок на мафию и перебьет террористок…
– Да ты уже наговорила на явление Кристы, дочери Господней.
– И ты спрашиваешь, почему я не рву глотки за то, чтобы сделаться Хармандонской Королевой? – Селия иронично изогнула идеальную чёрную бровь, – Я ведь не тяну на Кристу, правда? А если кто-то смел и готов встать у руля утлого суденышка во время большого штрома – что же! – я поклонюсь и уступлю дорогу.
В этот момент на поверхности зеркального столика заморгала зеленым надпись, и прозвучал сигнал – дворецкая сообщала хозяйке о приезде Зарины и уточняла, готова ли Селия принять свою свекровь.
– Холли, если тебя не смутит небесный гром и потрескивание электричества в этой комнате, я попрошу пригласить.
– Конечно. Ты же знаешь, нас связывает не только общее дело, я согласна делить с тобой твою жизнь, я пью с тобой из одной чаши и сладкое вино, и горькое лекарство – это и есть дружба.
С трудом удержавшись от того, чтобы оттолкнуть от высокой двери дворецкую, разводящую створки чинно и неторопливо, в гостиную точно шаровая молния – со своим огромным животом – ворвалась Зарина.
– Ты ведь не собираешься подписывать этот отказ? Я надеюсь, у тебя хватит ума заявить протест… Они же собираются подсунуть тебе филькину грамоту! За всю историю королевства на престол не всходила безродная нищая особа!
– В законе, матушка, нет ни слова о том, что по всем правилам свершившийся обряд похищения жениха может быть признан ничтожным по причине низкого происхождения женщины, которая его исполнила. Я должна отказаться от своих прав, поскольку ребенок во чреве похитительницы является неопровержимым доказательством добровольного желания Кузьмы вступить с нею в связь…
– Найми адвокатов! Если низкое происхождение тебе не аргумент, то есть ещё кое-что, мимо чего невозможно пройти – она гражданка другого государства!
– Вы забываете, матушка, пока в нашей стране не выработано нормальное демократическое законодательство, Закон Крови является приоритетным по отношению ко всякому другому закону, и временное правительство выдаст матери наследницы престола все необходимые бумаги в течение нескольких дней.
– Но можно же что-то сделать! – воскликнула Зарина. В её глазах штормило негодование. Черные волны метались бессильно и грозно.
– Моими средствами, – с убийственной полуулыбкой заявила Селия, – ничего нельзя сделать. Может быть, можно вашими, матушка, но я бы этого не хотела. Чувства Кузьмы дороги мне. И его хорошее отношение я надеюсь сохранить, он подарил мне чудесное предчувствие любви…
– Красивые слова, – с нежной грустью прокомментировала Холли Штутцер, – и я слышу, они исходят из самого сердца.
– Ой… – Зарина неуклюже согнулась, инстинктивно подхватив ладонью снизу свой живот, точно он мог оторваться и упасть на пол, – больно…
Поразительно было видеть, как разом спали с этой женщины подобно сухой коробочке физалиса вся лихость, уверенность, отвага, как стала она сразу как будто меньше ростом, вся несчастная, жалкая, даже голос у Зарины зазвучал тоньше, звонче, словно в груди у неё подтянули струну.
– Нужен врач!
Селия отреагировала мгновенно – она выпорхнула из кресла и кликом по столику-панели вызвала дворецкую.
Холли Штутцер метнулась к Зарине и придержала её, оседающую на пол, под локти.
– Вот так, осторожно, здесь кресло.
Нерушимая женская солидарность в великом и страшном деле продолжения жизни в эти минуты заставила всех троих забыть разногласия и обиды. Всё свидетельствовало о скором появлении малыша. Селия и Холли ощутили волнение, какое всегда сопутствует таинству. Они не задумываясь бросились помогать Зарине, и она, совсем недавно настроенная к ним враждебно, теперь благодарно принимала их помощь.
Дворецкая привела молодую охранницу с татуировкой школы розы на плече. Та взглянула на роженицу, посчитала пульс на запястье, положила ладонь на каменно отвердевший живот. Зарина никак не могла
