– Я чувствую, что-то идёт не так, – сказала девушка с татуировкой, – пульс слишком частый, наполнение плохое, тахикардия…
– Мне слишком больно, так не должно быть, я ведь рожала уже, я помню, – выговорила Зарина глухо, преодолевая каждое слово как препятствие.
– Все роды разные, не волнуйтесь, – попыталась разрядить нарастающее напряжение всеобщей тревоги охранница, поглаживая кисть роженицы, лежащую на подлокотнике, – вторые дети рождаются обычно быстрее, не успеете оглянуться, всё закончится, будет счастливый папа малыша баюкать…
– Кровь! Там кк…кровь! Смм…смотрите, – Холли, не в силах совладать с прорвавшимся на волю заиканием, указывала пальцем на белоснежную юбку Зарины. Со зловещей быстротой расползалось, словно кусок масла на сковородке, сочно алое бесформенное пятно.
– Мне плохо, – прошептала Зарина, роняя голову, – меня тошнит, здесь душно, очень душно, как в гробу…
– Она теряет сознание, – заметила Селия, вглядываясь в закатывающиеся глаза роженицы.
– Это отслойка, – сказала охранница-роза, решительно выпрямляясь, – велите подавать вертолет. У нас не больше двадцати минут.
10
На вертолетной площадке не было никого. По-видимому, и механик, и пилотесса ушли на обед, они обычно спускались в столовую для работников замка, расположенную в цокольном этаже.
– Найдите их, срочно! – скомандовала Селия, – машина нужна нам немедленно.
– Они не отвечают по рации, – сообщила дворецкая.
– Вот дуры! – а сердцах воскликнула Холли, – они сняли куртки на солнцепеке и рации у них в карманах.
– Мы не можем искать их, у нас каждая минута на счету, – сказала охранница-роза, – мы должны лететь сейчас.
– Должны – значит полетим! – объявила Селия.
Она сбросила на горячий бетон свои туфли на шпильках и ловко забралась в кабину стальной птицы.
– Ты умеешь пилотировать вертушку? – удивилась Холли.
– Пару раз я делала это, ещё когда была подростком, у моей матери классные люди работали в доме, я просила их, и они учили меня пилотировать всё, что можно, от косилки до вертолета. Надеюсь, с тех пор я ничего не забыла.
– Как вы? Зарина, вы слышите меня? – Охранница с розой терла Зарине виски ватным шариком, пропитанным одеколоном, в жарком воздухе распространялся тошнотворно сладкий запах ландыша.
– Уберите это, мне хуже, – пролепетала роженица высохшими бескровными губами.
– Вы чувствуете боль? Ребенок шевелится?
Селия включила зажигание, оглушительно затрещал над головами винт, и стало уже не слышно, что спрашивает у несчастной женщины девушка, постигшая умом границы жизни и смерти.
Знаком молодая миллиардерша пригласила занимать места в вертолете. Холли и охранница-роза вдвоём подняли Зарину в кабину и помогли ей разместиться.
– Опустите спинку кресла, – велела Селия, – это вертолет класса vip, задние сидения трансформируются в спальные места, не забудьте пристегнуть ремни безопасности.
– Куда мы летим?
– Нет ли здесь какой-нибудь ткани, вроде пледа, а то сидение будет испачкано кровью, – Холли шарила взглядом по просторному салону.
– Не о том ты печешься, – как всегда иронично заметила ей Селия, – если я раздолбаю этот вертолет к чертям, некому будет тревожиться о пятнах на сидениях.
Она дала спутниковому навигатору запрос – родильное отделение.
– Криста, дочь Божия, спаси нас и сохрани, – беззвучно пролепетала Холли Штутцер.
Она могла сказать это в полный голос, могла даже крикнуть – гул работающего винта проглотил бы её слова… Но молитва – она на то и молитва – произнесение шёпотом наделяет её особенной силой. Настоящей молитве на самом деле не всегда и нужны слова – когда человек молится, с богами напрямую говорит его любящее сердце.
– Если я умру, – говорила Зарина, с трудом фокусируя пугающе помутневший взгляд на лице сидящей рядом девушке с розой, – я прошу вас позаботиться о том, чтобы Королевой… Чтобы регентшей при моей внучке… Стала благородная хармандонская аристократка, а не эта прохиндейка и выскочка…
– Ребенок шевелится? Вы чувствуете его? – проигнорировав непонятную ей и по правде сказать в сложившейся ситуации совершенно неуместную тираду, снова спросила молодая охранница.
– Не зна-а-а-ю-ю, – пролепетала, выдыхая отдельные буквы изнуренная болью и кровопотерей женщина, – мне слиш-ком… Пло-о-о-хо.
– Лететь ещё четыре минуты, – сообщила Селия, – предупредите бригаду по телефону, садиться будем на площадку для медицинского транспорта, скажите им, что все штрафы за присутствие личного средства передвижения на территории клиники будут оплачены в течение суток. Пусть высылают электронные квитанции на моё имя.
Медики в синих и желтых костюмах с красными крестами высыпали на крышу приемного отделения, где ждали призывов о помощи, точно голуби на насесте, новенькие белые с красным санитарные вертолеты. Люди внизу энергично махали руками, продавали какие-то условные знаки, вероятно, призывающие сидящих в стальной стрекозе развернуться и лететь назад.
Не обращая на них ни малейшего внимания, Селия начала посадку.
– Нельзя, тут нельзя! Только сантранспорт! Это запрещено! – кудахтал пожилой фельдшер. Его широкие синие штанины, рубашка и седые кудри бурлили в потоках воздуха, взбиваемого винтом.
– Я сейчас буду говорить с вашим начальством, думаю, ему не очень понравится, что вы отказываетесь принимать человека в критическом состоянии.
– Но на своём вертолете запрещено! – начиная впадать в отчаяние, кликушествовал фельдшер, – меня за такое уволят! Говорю же нельзя!
– Мне всё можно, – изогнув по своему обыкновению бровь, заявила Селия, – особенно в те редкие моменты, когда я собираюсь сделать добро.
– Что у вас здесь? – обратился к ней более снисходительный член бригады, фельдшер помоложе в желтом жилете и в толстых квадратных очках.
– Преждевременная отслойка нормально расположенной плаценты, – четко отрапортовала охранница с розой, – предположительно обширное внутреннее кровоизлияние.
Фельдшер знаком попросил бригаду подогнать каталку. Он взял за запястье Зарину, вопросительно заглянул ей в лицо, как в справочник, и задал все те же вопросы, которые до этого задавала сопровождающая.
– Мы теряем время, – сказала Селия.
– Вы должны убрать отсюда вертолет, – снова вмешался седой блюститель больничного порядка.
– Я улечу только тогда, когда буду уверена, что моей родственнице окажут необходимую помощь.
– Вызовите дежурного врача, – закончив предварительный осмотр, велел фельдшер.
– Она в приемном, – доложил мальчишка-медбрат, держа рацию на вытянутой руке, – у неё беременная с огнестрелом.
– Огнестрел – в живот?
– Нет, в плечо, – сообщил парнишка, деловито выслушав шипение рации.
– Тогда какого хрена? Скажи им, чтобы готовили оперблок!
– Диагноз какой? – юный медбрат держал рацию почтительно, точно волшебную раковину с голосом божества.
– Отслойка! – крикнул фельдшер в дырявое окошечко микрофона, – Массивное кровотечение!
– Подпишите бумаги, – фельдшер тронул Зарину за плечо, – что вы доверяете врачам делать всё, что они посчитают необходимым делать, для спасения вашей жизни.
– Ничего я не подпишу! – Зарина подняла на медработника нездорово сверкающие глаза, в этот момент она как будто почувствовала себя лучше и даже попыталась подняться, – кто вас знает, может, вы компанию… мою… сейчас на себя переоформите… Жулье щель найдет…
– Мы не вправе оказывать помощь без согласия пациентки, – развел руками фельдшер.
– Я думаю, она сейчас не в состоянии, – мягко заметила ему Селия, незаметно извлекая из кармана стопку банкнот, – больные иногда бредят, ведь так? Спутанность сознания, всякое бывает… Делайте свою работу, я
