– Я…я не могу, – лицо медработника при виде денег сразу сделалось несчастным.
– Я вас понимаю, – простительно продолжала Селия, – деньги пачкают руки, но ведь речь идёт о жизни человека… Двух людей! Прошу вас. Она не понимает, что находится в опасности!
– Заберите свои деньги, – фельдшер резко окаменел лицом – оно стало жестким и словно немного обиженным – как будто он порвал внутри себя жилу и теперь мучился болью, – дайте сюда подписанные бумаги.
Селия проставила в нужных местах нехитрую закорючку и вернула папку медицинскому работнику.
Зарину тем временем уже завезли на каталке в грузовой лифт.
"Этот человек сидит на окладе в несколько сотен тиар и способен отказаться от денег из принципа. Это большой человек. Ради таких людей надо строить новую свободную страну, где каждый получит столько, сколько заслужит своим трудом."
Так думала Селия, стоя босиком на горячей крыше больницы и глядя вслед простому фельдшеру в желтой жилетке.
– Полетели? – робко спросила подошедшая Холли, – будем надеяться, теперь она в надежных руках.
– Не переживай, – молодая миллиардерша обернулась к подруге с задумчивой улыбкой, – здесь самые надежные руки, какие я только видела. Потому что здесь – чистые руки.
11
– Как зовут пациентку?
– Зарина Ганцзи.
– Минутку, сейчас посмотрю.
Медицинский регистратор, молодой человек с аккуратно подкорректированными бровями, в маске, закрывающей пол-лица и, очевидно, заменяющей ему традиционный элемент мужского гардероба, защелкал по клавишам.
– Ганц… Будьте любезны, повторите фамилию, пожалуйста.
– Почему, – шёпотом спросила Холли, – вы не хотите называть имен? Ты ведь могла устроить свекровь в любую клинику, с твоими-то средствами…
– Тут самая лучшая реанимация для новорожденных во всей стране. Я лично в рамках благотворительной акции в прошлом году заказала для этой больницы самую передовую технику из Новой Атлантиды.
Холли, когда удивлялась, забавно таращила глаза.
– Всеблагая помилуй! Так тут доска почета должна висеть с твоим портретом, а они на вертолетной площадке чуть нас не поперли! Просто неслыханно!
– Тише, – Селия досадливо поморщилась, – подвиги ржавеют от молвы.
Медицинский регистратор тем временем обнаружил искомую фамилию в базе данных.
– Вашу свекровь благополучно прооперировали, – сообщил он, – но она находится в реанимации, и вы не сможете увидеться с нею, пока её не переведут на отделение. Лечащий врач беседует с родственниками пациентов ежедневно после обхода.
– Есть возможность сейчас более подробно узнать о её состоянии?
– У меня стоит напротив фамилии зелёная галочка, это значит, её жизнь вне опасности.
– А ребенок? – спросила Холли.
– Здесь нет данных о ребенке. Вам всё разъяснит врач, подходите завтра в указанные часы.
– Большое спасибо, – Селия отошла от стойки.
Холли непонимающе взглянула на подругу.
– Неужели мы будем ждать?
– Правила написаны для всех. Чем мы лучше других, скажи? Завтра – так завтра.
12
В помещении из двух смежных комнат, больше похожем на приличный номер в отеле, чем на больничную палату, в одной комнате на кровати, удобной высокой и белой, как кусок сливочного торта, лежала Зарина. Капельница, как цапля, клевала её в вену иглой на конце длинной трубки. Лицо больной было спокойно, усилиями врачей к нему вернулись неуловимые теплые оттенки жизни; вероятно, она дремала: грудь вздымалась легко и бесшумно, как волна в хорошую погоду.
Другая комната, чуть менее просторная, изображала изящную гостиную: здесь посетители могли посидеть в мягких креслах, пока персонал выполняет пациенту назначенные процедуры, полистать журналы, поработать на компьютере или воспользоваться безалкогольным баром.
Лечащий врач говорила шёпотом:
– Объем потерянной крови компенсирован, производились вливания плазмы и эритроцитарной массы, состояние стабильное, но для полного восстановления нужно время, я назначила успокоительные, пусть побольше спит, сейчас я бы не рекомендовала ничего говорить ей, такие новости обычно принимают очень трудно, стресс может сказаться на её состоянии, благополучие пока ещё очень хрупкое, вы понимаете, организму нужно окрепнуть.
Селия сидела, держа на коленях блюдце с чашкой здешнего травяного тонизирующего чая. Время от времени тонкая чашка негромко позвякивала о блюдце.
– Ребенок был мальчик или девочка? – спросила она.
– Не помню, в истории написано, – врач подвинула поближе к Селии подшивку белой бумаги, – Мне очень жаль. Мы сделали всё возможное. Вам ещё повезло – приехали вовремя…
"Во время операции экстренного кесарева сечения из полости матки был извлечен доношенный мертвый плод мужского пола. Причина смерти – асфиксия, вызванная полной отслойкой плаценты."
Селия побежала глазами по строчкам, спотыкаясь, как на кочках, на труднопроизносимых специальных терминах. Перечитывала их по нескольку раз. Стальные, как хирургические инструменты, чеканные точные слова. Недаром медицина говорит на мертвом языке. Ибо только мертвым языком возможно описать смерть. В живом нет для неё достаточно убедительных слов.
– Она больше не сможет рожать, – сказала врач.
Селия заметила: эта фраза уже давно, словно мясная жилка, мешалась у неё во рту, произнеся её наконец, женщина испытала облегчение.
– Постарайтесь сообщить ей плохую новость как можно мягче, сделайте акцент на том, что при современном уровне развития науки и при её достатке она сможет нанять суррогатных матерей… В Новой Атлантиде на днях впервые в мире из искусственного инкубатора извлекли жизнеспособного ребенка! Афина Тьюри. Слышали о ней? Не рожать и не иметь детей – разные вещи. Объясните это ей… Если будут ещё вопросы – звоните, я в любое время буду рада ответить на них.
Селия почувствовала знакомый душный приторный запах, исходящий от последних слов врача; так говорят далеко не всем родственникам пациентов в этой клинике – ей стало противно.
– Спасибо большое.
Потом Селия подумала, что вообще говорить с родственниками не так уж просто: выйти из операционной, только что выбросив в мешок окровавленные перчатки, и, глядя в распахнутые глаза, до последнего ищущие, нащупывающие в лицах встречных врачей надежду, сразу всё погубить, сказать этим людям, доброжелательно, вежливо и твердо, что их близкого родного человека уже нет.
"Как хорошо, что я не врач."
– Что там такое? – раздался из соседней комнаты настороженный голос Зарины, – Меня обсуждаете? С каких пор это происходит за моей спиной? Я пока не мертвая и не сбрендила, насколько я могу судить.
Врач, услышав голос больной, поспешила юркнуть в дверь, сложив для Селии извиняющуюся гримаску.
"Избавить её от очередного тяжёлого объяснения – долг чести, пожалуй."
– Как вы себя чувствуете? – молодая миллиардерша шагнула к кровати.
– Не заговаривай мне зубы. Что они со мной сделали?
Зарина откинула одеяло и, задрав голубую короткую ночнушку, продемонстрировала рыхлый желто-коричневый от йода шрам, похожий на застежку "молнию", идущий от пупка вниз по центру живота.
– Вам вредно волноваться, пожалуйста, успокойтесь. С вами всё будет в порядке, – Селия проклинала себя за то, что голос её дрогнул. Когда нельзя ничего сказать, не солгав, лучше молчать.
– Куда они унесли ребенка?
Кровь зашумела в голове подобно грозовому ливню. Дурные вести лучше сообщать коротко.
– Он погиб.
Селия провела пальцами по руке Зарины, лежащей на одеяле. Она не умела быть ласковой; с детства несуразно, неуклюже выражала
