– Вы в своем уме доктор Шульце? – рявкнула, как лязгнула затвором, немка.
– Ну я же образно… – смутился старикан.
– Не надо меня чесать за ухом доктор Шульце!.. – вступил я в разговор, стараясь говорить ровно и без эмоций.
Хотя так и подмывало вцепится старикану в горло. Но не вцепишься, руки прихвачены к кровати кожаными петлями.
– Я поступил подобным образом, исходя из единственно верных для себя соображений. В опасности находилась женщина и любой настоящий… я повторяю, настоящий мужчина, поступит точно так же, как я. Вне зависимости от национальности и статуса женщины. И не надо мне никаких благ за это. Прошу вас как можно быстрей перевести меня обратно в камеру…
– О– о– о… Уникальный экземпляр, – зашелся в восторге козлобородый. – Он знает человеческий язык. Очень интересный случай. Да, да… Вы знаете, скорей всего им руководил инстинкт самца, спасающего пригодную для воспроизведения самку. Этот случай надо обязательно изучить и описать…
Тут доктор поймал стальной взгляд женщины и совсем стушевался. Запихал в карман халата записную книжку и ретировался под предлогом: наведаться к своим подопытным морским свинкам.
Ветеринар, мля…
– Откуда вы так хорошо знаете немецкий язык? – поинтересовалась немка, инстинктивно пригладив рукой растрепанные волосы.
Смутилась своего порыва и неожиданно покраснела.
М-да… Прокололся, твою мать. Про то что я знаю язык, в моем деле не записано. Да и не Ротмистров я там, а вовсе Жилин Александр Николаевич. Обычный пехотинец, ефрейтор… Ну так совершенно случайно получилось и жизнь при этом сберег. Но о данной жизненной коллизии потом…
– Хорошие учителя были, фрау гауптштурмфюрерин…
– Странно, в вашем деле ничего подобного я не нашла… – озадачилась немка.
– Меня не спрашивали, а я старался не афишировать свои знания.
– С этим мы чуть позже разберемся. Так почему вы меня спасли?
– Хотелось, чтобы вы меня почесали за ушком, фрау гауптштурмфюрерин… – невольно съязвил я и даже зажмурился ожидая реакцию немки.
Да… это моя беда. Глупцом, даже при всем желании, я себя назвать не могу. Но бывает проскакивает. Особенно с дамами…
Реакции не последовало… Верней последовала, но не та. Немка спокойно сказала:
– Доктор Шульце замечательный специалист, но он биолог по основной специализации, поэтому частенько проецирует свои знания о животных на людей. Так, все-таки почему?
– Вы хотя и враг моего народа, но в первую очередь женщина. Я полез бы даже за негритянкой…
Млять… опять что-то не то сказал…
– Свинья! Недочеловек! Тупиковая ветвь эволюции!.. – Эсесовка даже зашипела от ярости, круто развернулась и цокая каблучками вылетела из палаты.
А через полчаса меня отконвоировали в камеру, обляпав предварительно какой-то жутко вонючей мазью и совершенно непочтительно охаживая героя– спасителя прикладами.
Допинделся мля, а мог бы недельку отдохнуть…
В камере совершенно ожидаемо наткнулся на полное непонимание ее обитателей. Рожи у мужиков злые, кулаки чешутся. Так и витает в воздухе, праведная расправа над оступившимся товарищем. То и дело «темную» устроят. Млять… и поди объясни им… Даже Рудик мордой воротит…
Молча взгромоздился на нару и полчаса принимал удобное положение – обгорел я все-таки знатно. Да и легкие горят огнем. В общем весело. Словом, к награждению медалью «За спасение при пожаре» готов.
Перед отбоем звякнула кормушка и «попка», то есть коридорный надзиратель, просунул в камеру объемистый сверток, в котором оказалась цельная бутылка шнапса, объемом семьсот пятьдесят грамм, буханка свежего черного хлеба и палка сухой, твердой как кирпич колбасы. А совершеннейшим сокровищем, оказалась пачка французских сигарет «Житан».
Однако…
Зуб даю, это не эсесовская русалка постаралась. Слишком подбор продукта не женский. Хотя вполне могла поручить кому…
«Дачка» вполне ожидаемо меня с сокамерниками примирила…
Млять, как будто ничего не случилось и никаких немок я не спасал. Полное понимание момента и одобрение будущих, таких же идиотских поступков. Ну не уроды?
Кружки брякнув, столкнулись…
– За победу!.. Ты ей хоть вдул под шумок? – Иваныч крякнул и влил в себя обжигающее, вонючее пойло.
– За победу!.. Однозначно… – Камиль дернул кадыком пропуская в себя шнапс и сунул под нос корку хлеба. – Как тебя угораздило, туда глянуть? Я вот лежал смирно мордой в пол. А так бы и я спас. Фули там… – Он со свистом втянул воздух и закинул корку в рот.
– Мазл тов… Ну зачем вы так… – Рудик принюхался к кружке и судорожно сдерживая рвотные позывы, в несколько глотков выпил спиртное. Затем грызнул, своими лошадиными клавишами кусок колбасы подсунутый Иванычем, чуть не отхватив ему палец при этом. – Не надо все опошлять. Это просто благодарность за спасе– е– ение… – наш товарищ мигом поплыл и расплылся в блаженной ухмылке.
Три небритые рожи разом уставились на меня в ожидании подробностей…
– Значится так!.. – Нет, ну не могу же я разочаровать жаждущих подробностей боевых товарищей. – … а она под форменкой мягкая, мягкая и дух от нее идет… такой бабский… сладкий, сладкий…
– Ох, епать– колотить!..
– Шайтан!..
– Мамочка… держите меня трое… Правда пахла?…
– Правда – духами и бабой… А я беру ее так… за задницу… а сиськи болтаются… и тащу к выходу…
– А она?
– А ты?
– Ой, а меня рыгать тянет…
Короче, пузырь мы не допили. Вырубились…
Даже не обсудили, что же там такое епнуло…
Глава 3
Что произошло, мы так и не узнали. Не на следующий день, ни через неделю. Рудик просто фонтанировал предположениями, но со временем сам признал их абсурдность. Почти месяц нас из камер не выпускали совсем: только выносить парашу и сразу же загоняли обратно. Постепенно этот эпизод отошел на второй план, а потом и вовсе забылся. Кормить продолжали так же сытно и постепенно я стал приходить в божеский вид. Ожоги покрылись струпьями, а когда и они исчезли я осторожно попытался восстанавливать свою физическую форму. К очередному моему удивлению препятствовать никто не
