— Но вы же сами догадались. Что-то подозреваете. Не спрашивайте меня, я не могу вам всего рассказывать.
— Значит, вы мне сказали неправду о вашем имени.
— Нет, Паркер, я ответила правду на ваш вопрос в вагоне. Я Таня Дикова, и в Париже была Таня Дикова, моя родная кузина и моя тезка. Она осталась, а я уехала. Вот вам и вся правда. Видите, я не солгала вам, но ваш вопрос был не полный.
— Но неужели кузины могут быть так похожи друг на друга? — вырвалось у Паркера.
— Как видите, но, Эрик, — она впервые назвала его по имени, — об этом никто не должен знать, что бы ни произошло.
— Но где же вас подменили? В Париже, в поезде?
— Зачем вам это знать?
— Значит, у вас какая-нибудь цель?
— Значит, цель, Паркер. Пойдемте в Отрадное. А вы знаете, что значит по-русски Отрадное? Как бы оно не стало несчастным…
— Таня, вы мне должны сказать больше. Я должен знать. Таня, ведь вы же моя.
— Но, Эрик, вы же даже не знаете, кто я. Может быть, я преступница, воровка, грабительница, убийца, — бросила она с задором. — Нет, я никого не убивала, хотя я и меткий стрелок! Вот Воронов это знает.
Мистер Эрик Паркер, подумайте, кому вы делаете предложение. Вы навсегда испортите свою карьеру. Нет, впрочем, не навсегда, а только до… До тех пор, пока они правят моей родиной. Сейчас я, Паркер, только лесной зверь, за которым гонятся охотники, много охотников, со всех сторон. Но настанет время, когда меня, или моих преемниц и преемников — я не знаю, сколько их ляжет — будут интервьюировать и записывать наши рассказы. Будут удивляться, как мы работали.
Сейчас весь мир узнает в тот же день все подробности о самых ничтожных и самых отвратительных преступниках и преступницах. А скажите, вы, например, когда-нибудь раньше слыхали о таких, как я? Я бы с вами не разговаривала об этом, если бы не знала, как вы ко мне относитесь. Скажите, сейчас же скажите, вы слыхали раньше о нас? — ее голос стал резкий до сухости, щеки раскраснелись и было видно, что ее волновал этот разговор.
— О ком милая, о русских эмигрантах, об антибольшевиках? — тихо спросил Паркер и по его тону чувствовалось, как ему хотелось смягчить разговор.
— Эмигранты есть разные, а вот о таких, как я, людях, которые, как звери ночью по лесу, пробираются в свое отечество и работают там над свержением ужасного ига, под которое попал наш народ. Сколько поколений моих предков служило России, сколько их пало на полях битвы. Но счастливы были они, что умирали в рядах великой армии, окруженные ореолом геройства и одобрением всей страны. А вот мы здесь в одиночку, по-звериному…
— Но что же вы делаете? Ведь это бесполезно и безнадежно, — осторожно возразил Паркер. — Бесполезно, потому что существующая в России власть постепенно приводит все в порядок и улучшает положение, а вы ей только мешаете. Безнадежно потому, что это самая сильная власть в мире.
Таня остановилась, удержала Паркера за рукав и, смотря на него в упор глазами, в которых не осталось ни частички синего золота, стала быстро и отрывисто говорить:
— Эрик, вы ученый, вы не позволите себе в области науки говорить то, что не знаете. Почему же вы с такой легкостью говорите то, что вы не знаете о моей стране? В ней все явное ложно, а все правдивое спрятано, подавлено и молчит. Моя страна в руках дьявольских, но рано или поздно цепи будут разбиты. Вам смешно это слово — дьявольский — вам кажется, что это преувеличение. Но вот вы сами, умный и наблюдательный человек, являетесь доказательством того, насколько здесь вся организация власти дьявольская. Они создали такой фасад, за которым для многих, для очень многих, закрывается вид настоящей жизни. Они создали такие формы рабства, которые только немногие иностранцы могут заметить. Мы-то знаем, что им нужно не благо народа, а использование этого народа для своих целей, которые ничего общего не имеют с благом.
Знаете ли вы, например, что вот там, на севере, за теми горами, сотни тысяч людей томятся на принудительных лесных работах и только за то, что они были хорошими хозяевами у себя дома? Современные властители России убивают в народе человеческий дух, превращают его в скот, которым они беззастенчиво пользуются в своих интересах. Они уничтожают, понимаете ли вы, физически уничтожают все, что им непокорно и заставляют непосильно работать. Посмотрите, что получают старатели, не больше, чем трансваальские негры. Только там неграм не надо часами ждать в очереди у складов, чтобы получить затхлую муку или подмоченный сахар.
Они убили сотни тысяч людей, может быть, миллионы людей, и так терроризировали народ, что больше никого не боятся, кроме нас. Перед нами они дрожат, потому что знают, что мы угрожаем их личной безопасности. А эти проповедники мировой революции больше всего дрожат за свою шкуру, выше всего ценят ее…
Поймите же, наконец, что они ежедневно убивают в тюрьмах десятки людей и морят медленной смертью в лагерях сотни тысяч. Нигде нет, и думаю, никогда не существовала в таком масштабе людская мясорубка, какую устроили эти страшные люди, заявляющие, что через потоки людской крови они поведут человечество к благосостоянию.
Вы вот тут живете и видели это благосостояние почти через двадцать лет после установления их власти. Вспомните, как меня благодарят за каждую спичечную коробку или иголку.
Вы меня просите ответить на ваш личный вопрос. Милый, а может быть, и для меня это вопрос такой же важный, как для вас, — она взглянула на него и он поднял голову, взгляды их встретились и он опять понял, что она принадлежит ему. Он хотел взять ее за руку, но она не позволила и быстро пошла вперед.
— Я ведь вам ответила, — продолжала она. — Я солдат, в окопах у которого враги спереди, сзади, со всех сторон. Для одних я грабитель и убийца, хотя повторяю, я лично никого не убивала, а для других я герой. Да, Паркер, я знаю, что герой, и смотрю на это просто. Я хочу заразить моим героизмом моих соотечественников. Я знаю, что многие из них, даже те, которые раньше способствовали этой дьявольской власти и совершили много преступлений перед родиной, пойдут за мной.
Паркер, я вам сказала больше, чем имела право. Потому что…
— Потому, что?
— Вы знаете, почему, но вы все должны забыть. Вы ничего не слыхали от меня. Вы не отвечаете за свою переводчицу и совершенно ничего не знаете о ней. Сегодня я есть, а завтра меня, может быть, не станет, как не стало многих из моих друзей. Но приходили и придут новые. И
