Двадцать лет пребывания Вадоса у власти подтверждали успех теории, провозглашенной Майором или кем–то другим.
Но как вам нравится после этого формулировка «самая совершенная система государственного управления»?
8
— Итак, вы выступали вчера по телевидению, сеньор Хаклют? — услышал я спокойный, чуть глуховатый голос.
Я оторвал взгляд от газеты, которую просматривал за чашкой утреннего кофе в холле отеля: передо мной стояла Мария Посадор.
— Доброе утро, сеньора, — поднялся я и указал на свободное кресло рядом. — Совершенно верно. Вы видели передачу?
Она присела, не ответив на улыбку и не сводя пристального взгляда с моего лица.
— Нет, но слышала о ней. Смотреть телевизионные передачи в Агуасуле — дело опасное.
— Опасное?
Она кивнула.
— Вы — иностранец, и вас нельзя упрекать за это. Именно поэтому я считаю своим долгом сообщить вам кое–что.
Я тщетно пытался понять по выражению лица истинный смысл ее слов.
— Прошу вас, — сказал я, пожав плечами. — Я готов выслушать вас. Хотите сигарету?
— Если не возражаете, я буду курить свои.
Она достала из сумочки золотой портсигар. Я протянул ей зажигалку. Прикурив, она откинулась в кресле и посмотрела мне прямо в глаза.
— Вам известно, наверное, чем прославился наш министр информации и связи Алехандро Майор?
— Да, он получил признание как автор одной из теорий управления государством.
— Если бы только теории! — на какое–то мгновение сеньора Посадор не смогла скрыть досаду. — Сегодня это уже реальность, применяемый на практике метод, правления.
— Когда в студенческие годы я читал его книгу, мне казалось, он способен на большие свершения.
— Надеюсь, сеньор простит меня, если я замечу, что это было лет пятнадцать–двадцать назад. Не так ли? С тех пор многое изменилось. Вам стоило бы почитать последние книги Майора, хотя в них масса чисто технических моментов. Но, кажется, уже много лет ни один из его трудов не переводился на английский. Майор слишком увлечен своими обязанностями в Вадосе, да и к тому же его учение не представляет интереса для большинства англоязычных стран.
— Насколько я помню, он говорил там о достаточно общезначимых вещах.
— О, в какой–то мере это так… — Она стряхнула пепел. — Но… поговорим о вчерашней передаче. Она вам понравилась?
— Я нашел, что она хорошо сделана, прилично подобран фактический материал.
Большие глаза Марии Посадор изучающе смотрели на меня.
— Может быть, вы сможете уделить мне час времени, сеньор Хаклют? И если я не ошибаюсь в вас, то вам это покажется довольно любопытным.
Я никак не мог понять, к чему она клонит.
— Если вы хотите доказать мне, что вчера в телестудии говорили чепуху, то ошибаетесь, — сказал я.
Она устало улыбнулась какой–то вымученной улыбкой и внезапно сделалась похожей на девочку.
— О нет! Уверяю вас, это не входит в мои намерения.
Для меня все связанное с этой женщиной по–прежнему оставалось загадкой. Почему она поддерживала дружбу с Сэмом Фрэнсисом? Почему Энжерс настоятельно предостерегал меня от общения с ней? Почему она только говорила о несправедливости по отношению к Тесолю, но не пожелала заплатить за него денежный штраф? Но тут неожиданно я понял, что, пытаясь найти подход ко мае, она совершенно не прибегала к своему женскому обаянию, которым, бесспорно, была наделена. Она вела себя со мной по–деловому, как мужчина с мужчиной.
— Хорошо, — согласился я. — Один час.
Она с облегчением встала, и мы вышли из отеля. У тротуара стоял большой лимузин. Она достала из сумочки ключи и жестом пригласила меня занять место в машине. Я заколебался, вспомнив, что за мной могут следить. Заметив это, она снисходительно улыбнулась и протянула золотой брелок с ключами.
— Хотите, можете сесть за руль.
Я отрицательно покачал головой.
Машина прямо–таки летела. Казалось, мы только покинули отель, как сразу же оказались на окраине Вадоса, в самом фешенебельном его районе, где виллы утопали в зелени садов. Когда машина свернула в боковую аллею, вдоль которой тянулись прекрасные пальмы, сеньора Посадор нажала какую–то кнопку на щитке. Раздался зуммер, и я увидел, как кованые ворота перед въездом к одному из домов отворились, словно по мановению волшебной палочки. Автомобиль проскользнул в них. Она снова нажала на кнопку, и ворота бесшумно закрылись за нами. Машина остановилась перед густыми зарослями темно–зеленого кустарника, в которых исчезала узкая дорожка.
— Приехали, — произнесла сеньора Посадор.
Я вышел из машины, с удивлением оглядываясь по сторонам.
— Сюда, пожалуйста. Идите за мной, — позвала она и пошла по дорожке.
Я последовал за ней, осторожно пробираясь среди кустов, и, к своему немалому удивлению, увидел небольшое скрытое за зеленью сооружение, похожее на ангар или, скорее, благодаря толстым стенам на бункер. Над крышей возвышалась антенна, а через сук ближайшего дерева был переброшен электрокабель, тянувшийся к дому.
Сеньора Посадор открыла висячий замок, и мы вошли внутрь. Сначала я ничего не мог разглядеть — единственным источником света служило маленькое зарешеченное окошко. Но когда она зажгла свет, я был удивлен уютом помещения: мягкие удобные кресла, телевизор с огромным экраном, видеомагнитофон.
— Садитесь, пожалуйста, — предложила сеньора Посадор.
Я присел на ручку кресла. Она направилась к видеомагнитофону.
— Я прокручу вам вчерашнюю передачу, в которой вы принимали участие, — тихо проговорила она.
На телеэкране появился Кордобан, и передача пошла своим чередом. Я в недоумении взглянул на сеньору Посадор.
— Я же все это уже видел по монитору и не совсем понимаю, что вы хотите мне всем этим сказать.
Она выключила магнитофон и прокрутила пленку назад; затем, не глядя на меня, ответила:
— В Вадосе немного мест, где безопасно смотреть телевизор, это одно из них. Я пользуюсь устройством, которое по–английски, кажется, называется блинкером. Я воспроизвела сейчас запись без этого устройства.
— Насколько мне известно, — вставил я, — это приставка, которую подключают, чтобы не видеть коммерческой рекламы. Но в передаче ведь реклама отсутствовала.
— Вы уверены? — спросила она с той же кроткой усталой улыбкой. — Сеньор, вы слышали когда–нибудь о подсознательном восприятии?
Я нахмурил брови.
— Да, конечно.
— Вы подтверждаете, что это запись той передачи, в которой вы вчера вечером принимали участие?
Я кивнул.
— А теперь смотрите внимательно, сеньор Хаклют.
Она перемотала бобину до появления первых кадров, снятых в трущобах, и снова просмотрела их, не снимая пальца с кнопки «стоп», которая находилась рядом с головкой воспроизведения.
— Трудно сразу найти что надо, — пробормотала она. — А! Вот здесь!
Изображение на экране показалось мне чем–то знакомым, хотя я не помнил, что видел его вчера в передаче или сейчас при ее воспроизведении. Грязная нищенская лачуга.
