— Что же, по–вашему, там все же происходит?
— Т-там п-процветает разврат, Х-хаклют! Я с-сам все видел. И если вы с-сегодня п-поедете со мной, я в-вам все п-покажу.
Я поежился и промолчал. Естественно, в трущобах можно встретить проституток. Но виной тому — нищета. Не обвинять же на этом основании шефа полиции во взяточничестве, а местных полицейских в попустительстве, что само по себе вполне возможно.
— Т-так вы п-поедете со мной? — настаивал он.
Я тяжело вздохнул, и он поднялся и пожал мне руку.
— Вы с-сами убедитесь! — заявил он.
Недовольный, я отправился в транспортное управление, договорившись встретиться с Колдуэллом в районе трущоб в восемь вечера. Я зашел к Энжерсу, чтобы посоветоваться. Он встретил меня довольно тепло.
— Мы приступаем к разработке вашего проекта, — заявил он. — Отличный проект!
Я ухмыльнулся. Его энтузиазм по поводу плана, который я сам считал никчемным, только раздражал меня.
— А что думает о нем Диас? — спросил я.
— Он, конечно, потерпел фиаско. Ему можно посочувствовать. Я тоже оказался в незавидном положении — формально Диас мой начальник, но Вадос — мэр города, и его слово решающее. Однако должен отметить, спор был весьма интересным, жаль, что вы не являетесь гражданином города, поскольку был затронут один очень важный аспект.
— Меня удивляет, почему этот злосчастный город не получил самоуправления, а зависит от правительства всей страны.
Энжерс громко рассмеялся.
— Они здесь, в Латинской Америке, обожают всякую путаницу, Хаклют. Вас бы отправить в Бразилию для сравнения.
— С меня хватит и Агуасуля. Энжерс, что вы можете сказать о поведении Колдуэлла в последнее время?
— Что вы имеете в виду?
— Дело в том, что он пригласил меня к себе, и я только что оттуда. Он одержим какими–то навязчивыми идеями, будто О'Рурк подкуплен и с его помощью укрываются притоны. Чтобы убедиться в этом, я должен совершить с ним сегодня вечером поездку в трущобы. Как вы думаете, есть ли для всех этих разговоров какие–нибудь основания? Или это плоды слишком богатого воображения?
— О боже! — воскликнул Энжерс, заморгав. — Конечно, общеизвестно, что О'Рурк не блещет воспитанием, однако я всегда считал его вполне порядочным человеком — в противном случае Вадос не стал бы его терпеть. И кто же дает ему взятки? Известно конкретно кто?
— Спросите что–нибудь полегче. Честно говоря, мне кажется, что Колдуэлл может свихнуться. Кто его шеф? Руис? Кому–то надо за ним присмотреть. Я хочу сказать, что на О'Рурка вылито уже достаточно грязи; конечно, что–то к нему и прилипнет, но такое обвинение — полная чушь, насколько я могу судить.
— Откровенно говоря, не знаю. Колдуэлл молод и усерден; но он всегда какой–то нервный, к тому же он — заика. Возможно, конечно, в его словах есть какая–то доля правды. С другой стороны, О'Рурк все отрицает, не так ли?
Он записал что–то в свой блокнот.
— Я переговорю с Руисом, если хотите. Может быть, Колдуэллу стоит отдохнуть.
Когда вечером я встретился с Колдуэллом, он показался мне более спокойным. Он был не один, его сопровождали двое полицейских и фотограф. Интересно, известно ли было О'Рурку о них. Думаю, он не пришел бы в восторг, узнав, что они помогают Колдуэллу собирать данные против него.
Было облачно, но тепло. Скопище лачуг походило на съемочную площадку какого–то неореалистического фильма. Нас встретила атмосфера молчаливой враждебности. Если бы мы шли поодиночке, нас бы наверняка забросали гнилыми фруктами.
Колдуэлл по–хозяйски нес впереди фонарь. Мы проходили мимо участка взрыхленной земли, где, очевидно, можно было что–то выращивать. Он направил луч света вниз.
— Взгляните!
Я увидел какое–то растение.
— Это г-гашиш, — произнес Колдуэлл. — Из н-него получают марихуану, — с торжеством выговорил он. — Вы в-видите, Хаклют?
Я не удивился. Практически ничто из того, что показывал мне Колдуэлл, не было для меня внове. Мы видели лачуги, где спали семьи по пять–шесть человек. Колдуэлл явно хотел, чтобы я отнесся к этому осуждающе. У одной из хижин он остановился и повернулся ко мне, призывая к тишине.
— Тут живет проститутка, — доверительно прошептал он. — Их з-здесь д-десятки!
— Их везде полно! — раздраженно отозвался я.
Пока что самой большой неожиданностью для меня было его спокойствие и, если хотите, самоуверенность.
Он подошел ближе и распахнул дверь лачуги. Луч фонаря осветил пустое помещение.
— Ушла в поисках очередного клиента, — проговорил он все так же тихо и испытующе посмотрел на меня, ожидая моей реакции.
Постепенно уверенность начала покидать его.
— Послушайте, Колдуэлл, — сказал я предельно мягко. — То же самое вы обнаружите в любом большом городе, где царит нищета. Вам не искоренить этого пока, как не удавалось это сделать и до вас. Боюсь, вы не доказали ничего нового.
Он высокомерно выпрямился.
— Ошибкой было то, что нас сюда пришло так много, — он даже перестал на минуту заикаться.
— Извините, Хаклют, — добавил он некоторое время спустя. — Мне следовало п-показать вам. ч‑что происходит у Сигейраса, однако п-появляться там опасно.
Мы молча вернулись к машинам. Колдуэлл что–то бурчал себе под нос, когда мы остановились. Я попросил его повторить.
— Я с-сказал, что Мендоса з-знал и описал все в-в одной из с-своих книг. Все т-точно так, к‑как я сам видел. К‑кто это п-покрывает? Кто? Почему? Мы д-должны в-выяснить, Хаклют!
— Скажите наконец, — спросил я, глубоко вздохнув, — какие из пороков вы видели сами, а что почерпнули из рассказов Фелипе Мендосы?
Он с достоинством вскинул голову.
— З-заявляю вам, что я в-видел все с-сам! — выдавил он сквозь зубы.
— Ладно. — Я окончательно потерял терпение. — Что касается меня, то с полным основанием могу заявить: это одно из самых благочестивых мест, которые я когда–либо видел. До свидания!
Я пошел к своей машине, кипя от злости и чувствуя, как он обиженно смотрит мне вслед.
Как бы то ни было, Колдуэлл сумел найти аудиторию, поверившую его измышлениям.
Одним из первых в драку ввязался епископ Крус. Выступая перед студентами теологического факультета университета, он заявил, что Сигейрас просто–напросто состоит в родстве с самим сатаной и что его трущобы открывают прямую дорогу в ад.
Он, по–видимому, сам не ожидал реакции, которую вызвало его выступление.
Не скрывая удивления, но приняв на веру слова епископа, авторитет которого для них был весьма велик, простодушные обитатели трущоб пришли в смятение от того страшного греха, в котором пребывали, и, собрав свои нехитрые пожитки и скот, перебрались к дороге, которая
