И женщина вновь припала к столу. Через четверть часа мы навсегда расстались.
Убийство майора Арса
Пленный немецкий лейтенант с задумчивыми серыми глазами и медлительной речью, после того, как его сытно и вкусно покормили у нас в штабе дивизии, рассказал, попивая кофе, нижеследующее:
— Я — писатель. На войне меня больше всего интересовали те исключительные истории, те загадочные случайности, которые бывают так похожи на вымысел, порождение больной фантазии, на кошмар, на лихорадочный бред. Таких историй записано у меня более десятка. И среди них убийство майора Арса, моего ближайшего начальника, надо считать самой выдающейся по своей исключительности и выдержанной стройности. Эта история похожа на какую-то геометрическую теорему, весьма сложную, но и изумительно цельную по своей глубочайшей последовательности. Словом, вот вся эта странная история с начала и до конца, во всех ее промежуточных стадиях.
IМы находились в Северной Франции, в живописных окрестностях замка графов Гранкер-де-Бельом. Три представителя этого знатного рода дрались в рядах французской армии, а четвертая — молодая девушка, двадцати лет, состояла сестрой милосердия в одном из полевых лазаретов. Будучи захвачена нами в плен, она временно проживала в своем родовом замке, где занимал две комнаты и командир нашего батальона, майор Арс. Это был высокий и тонкий человек 52 лет, сухой телом и душой, вдовец, презиравший женщин, формалист до мозга костей, во имя буквы закона готовый попрать все. И вот эта девушка, надменная графиня Гранкер-де-Бельом, была застигнута однажды в то время, когда она передавала сельскому мальчишке записку, как оказалось, — письмо к своему брату-офицеру. Записка сообщала весьма подробно о расположении наших войсковых частей в окрестностях замка и умоляла офицера напасть на замок, чтобы выгнать из родового гнезда «проклятых бошей», как презрительно обзывала нас записка надменной графини. Как мог откликнуться на подобный факт такой черствый формалист, каким был майор Арс? Конечно, он приговорил графиню в тот же день к расстрелянию. И сам пожелал привести этот приговор в исполнение, дабы показать пример молодым офицерам.
Однако, когда он скомандовал взводу, ни один солдат не решился разрядить своего ружья в девушку, да еще одетую в костюм сестры милосердия, и майор Арс, приблизившись к ней, вынул браунинг и убил ее выстрелом в левый висок, в упор, чтобы показать солдатам пример беспрекословного повиновения воинскому уставу. Это произошло без четверти семь утра. Это прошу запомнить, как и то обстоятельство, что графиня была убита им в левый висок. А в семь вечера девушку уже хоронил кюре на нашем сельском кладбище. К довершению всего, майор Арс, видимо, желая несколько загладить все содеянное им, совершил вновь возмутительную бестактность: он пошел на похороны девушки и даже понес ей огромный букет алых роз. Конечно, он хотел показать этим населению, что он только суровый исполнитель сурового закона, но что в сердце своем он вместе со всеми готов оплакивать самым искренним образом погибшую девушку; однако вы сами можете себе представить, какими негодующими взорами майор был встречен на этом кладбище. Кюре, увидев его с цветами в руках, воздел глаза к небу и в понятном возбуждении воскликнул:
— Желаю и тебе, убийца, восприять такую же смерть!..
Майор Арс опешил от такого приветствия, но, однако, он тотчас же оправился и сдержанно ответил кюре:
— Если я не исполнил закона, а нарушил его, я ничего не имею против точно такой же смерти!..
И, уронив цветы, майор Арс круто повернулся и ушел с тихого кладбища от засыпанного цветами трупа девушки. А на другой день ровно в семь часов утра в деревушку, где были расквартированы мы, офицеры, прибежал денщик Арса, бледный и трясущийся, и возбужденно сообщил нам, что с майором произошло что-то неладное: в без четверти семь в его спальне раздался выстрел, а дверь в спальню, между тем, заперта изнутри, и что там произошло — неизвестно, но майор, однако, более не откликается на стук в дверь и на зов. Мы, офицеры, почти все, как один, подумали о нашем начальнике:
— Снервничал и застрелился из того же браунинга, которым он убил девушку.
И только адъютант Арса, магистр астрономии лейтенант Линденбаум, будто догадавшись о наших мыслях, сердито и встревоженно заметил:
— Разве у таких людей, как Арс, есть нервы? Его убили!..
— Кто убил? — спросил я.
IIИ все мы стремглав побежали в замок. Тяжелую дубовую дверь пришлось снять с петель, ибо она была заперта на ключ самым аккуратным образом, в два поворота, и ключ при этом был оставлен в замочной скважине. Теснясь, мы продвинулись в спальню майора с тем особым благоговейно-жутким чувством, с каким входят к только что умершему. И мы увидели его тотчас же. Он лежал на правом боку лицом к стене, и голова его слегка завалилась с подушки, а его левая щека вровень с ухом была вся залита темно-бурой, запекшейся, густой, как остывающий сургуч, кровью. Мы сначала все думали, что он убит выстрелом в ухо. Но, наклонившись над ним, Линденбаум сказал, повертывая к нам свой острый взгляд:
— Майор Ар с убит в левый висок, точно так же, как и…
Он не договорил. Мы переглянулись. Да. Майор Арс был убит выстрелом в левый висок. Но мысль о самоубийстве надлежало тотчас же бросить. Браунинг майора лежал на его ночном столике, заряженный на все пули. После своего выстрела в девушку, майор, видимо, даже успел перезарядить его и вытереть от пороховой гари самым аккуратным образом.
— Его убили, — выговорил строго Линденбаум.
— Кто? — опять спросил я тихо.
Выстрелом через окно его не могли убить, ибо все звенья широкого окна спальни были целы. А выстрелом через дверь нельзя было попасть в голову Арса, ибо таково уж было расположение этой двери. Через нее можно еще было бы прострелить лишь ноги майора. Я высказал вслух эти мои предположения, но Линденбаум мне возразил:
— Преступник мог выставить звено или всю раму, убить Арса и затем вновь вставить то или другое.
Это замечание было совершенно справедливо, и мы принялись за самое внимательное обследование окна спальни. Однако, мы тотчас же должны были бросить и такие подозрения. Замазка вокруг всей рамы и вокруг каждого
