Однажды ей в голову пришла мысль объединить все цветы вместе, в единую клумбу, дав ей название «Клумба моей памяти». Таня подсадила еще цветы, и у нее получилось настоящее произведение искусства.
У самой калитки рос развесистый лопух, она дала ему имя «Сталин». Разговаривая с ним, Таня не переставала спрашивать: «Ну как ты смог допустить, чтобы началась война?! Зачем пришли к нам немцы?! Лопух ты, и есть лопух!».
Аккурат напротив него рос осот, он был колючим, дерзким, вызывающим и смотрел с ненавистью на лопух. Осот получил название «Гитлер». Таня злилась, глядя на него: «Что заставило тебя напасть на нашу Родину?! Чем ты руководствовался?!» – а потом обязательно добавляла: «Вот и смотрите друг на друга, лопух Сталин и осот Гитлер, договаривайтесь между собой, чтобы быстрее закончилась эта война. Живите, как хотите, а я за вами ухаживать не желаю».
Сирень получила название «Моя Дуняша», в честь подружки Дуни Комогоровой, что вышла замуж за Сергея накануне войны, а на следующий день проводила его на войну. В честь своей мамы Натальи она назвала черемуху. Она всегда знала маму молодой, цветущей женщиной, и черемуха у нее ассоциировалась, именно с мамой. Шиповник – это Саша, жених сестры Анны.
Летом Таня посеяла садовые ромашки, и когда они зацвели белым цветом, Таня назвала их подружками-говорушками, и ласково их окликала: «Вы мои хорошие, зацвели, невестушки».
С особой любовью она относилась к красному флоксу, что рос в центре клумбы. Название он получил «Мой папочка». Он казался Тане грустным, задумчивым и бесконечно родным.
Прямо под ее окном рос прекрасный гордый гладиолус, и назван он был в честь Таниного жениха, Владимира, он получал больше всего внимания и разговоров. В ответ гладиолус качал своим стройным стеблем, как бы соглашаясь с Таниными словами.
Подсадила она в клумбу красную розу, которая расцвела пышно и ярко, за что получила название «Мария» в честь подружки, Маши Головиной, которую увезли на работы в Германию. К ней Таня обращалась с такими словами:
– Ты, наверное, томишься на чужбине, вижу я по твоему цветку. Но красная роза стойкая и прекрасная, я верю, что ты возвратишься домой, мы встретимся с тобой и, как прежде, будем подругами.
На клумбе, выросли и распустились синие и белые колокольчики – это были ребятки, непобедимые. Казалось, будто они звенели на ветру и несли хорошие вести с фронта, предвестники скорой Победы. Был на клумбе и одинокий цветок-василек синего цвета. Немного подумав, Таня назвала его Гансом, в честь немца, который признался ей в любви с первого взгляда.
Поближе к концу июля неожиданно расцвел красный мак. Ветер надул семечко или птицы принесли – неизвестно, но цветок вырос на славу. Таня долго вглядывалась в его сердцевину и пришла к мысли, что это душа дедушки Федора Костюшкина, ей казалось, что он грустит о них, жалеет их, и это согревало душу.
Уже в августе прямо у окошек дома расцвели желтые цветы на высоченных стеблях, их посадила мать несколько лет назад. Таня не знала их названия, но этой юной фее цветов казалось, что они приносили разлуку и печаль.
Таня жила с этими образами, они скрашивали ее жизнь, разлуку с теми, кого она так любила. Девушка любила сидеть в тишине, наблюдая, как летают шмели, нежно опыляя цветы и нарушая тишину своим жужжанием. Цветы не боялись ни дождей, ни грозы, наоборот, они испытывали радость от теплых летних дождей, кланялись небу, солнышку. После дождя цветы были лохматыми и непричесанными, но умытыми и счастливыми.
Казалось, ничто не может нарушить идиллию природы, но иногда по улице топали немецкие солдаты, с треском проезжали мотоциклы. На дороге поднимались клубы пыли, неслась немецкая речь, да бряцанье автоматов. Да, война оставляла свой печальный след не только в душах людей, но и пыльный след на нежных цветах. Пыль мешала им дышать, цветы старались закрыться, но многие погибали, так и не распустившись.
Однажды мать с дедом Гришей случайно подслушали, как Таня беседовала с цветами, ласково называя каждый своим именем.
Дед спросил внучку: «Ты что, с цветами говорила, что ли? И они понимают тебя? Однако! Да, времена! Ну что ж, внучка, если это приносит тебе радость в душе и помогает, продолжай с ними общаться».
Ближе к концу лета к ним пожаловал незваный гость, полупьяный Васька Окунь. Он рыскал по селу в поисках самогонки. Увидев Таню через изгородь, он стал подслушивать за тем, как она разговаривала с осотом-Гитлером:
– Ах ты, Гитлер, ты зачем пришел на нашу Землю?! Распустил повсюду свои корни, шипы, так и хочешь всех уничтожить. Но ничего у тебя не получится, фашистская морда! Уничтожат тебя, даже не сомневайся!
Окунь, выслушав монолог, вышел из засады:
– Это ты кого назвала Гитлером, сорняк что ли? Да я сейчас уничтожу все твои цветы.
Он кинул винтовку на клумбу и стал яростно топтать цветы. Таня вскрикнула:
– Ах ты, пьянь поганая, что ты делаешь, ведь они живые!
А Окунь издевался над ней, рвал цветы на клумбе, бросал на землю и топтал. Таня вцепилась ему в руку, но он оттолкнул ее, но она вцепилась в руку зубами. Окунь взвыл от боли и с силой отдернул руку:
– Я убью тебя, дура ненормальная!
На крик прибежал дед Гриша, который услышал странный шум во дворе. Он увидел, как Окунь таскает Таню за волосы. Дед схватил винтовку с земли и наставил на Ваську:
– А ну, пусти ее, иначе пристрелю, как собаку!
– Дед, ты в своем уме? Я полицай, и нахожусь при исполнении, немедленно положи винтовку на место. За что, за цветы хочешь убить меня?
– За внучку, за цветы, за твои деяния!
– Ты что, дед, стрелять умеешь?! – закричал Окунь.
– Да умею, на первой мировой воевал, и таких, как ты, немало положил. Если внучку сейчас не отпустишь, и тебя положу. Раз… два…
Окунь понял, что дед не шутит, и отпустил Таню.
– Ладно, дед, хватит шутить. Застрелишь меня, тебе несдобровать, отдай винтовку по-хорошему, и разойдемся.
Тут подбежала Наталья и увидев, что дело зашло далеко, не смогла не вмешаться:
– Давайте уберем эту винтовку и зайдем в дом, я вам, мужики, бутылочку поставлю.
Окунь обрадовался:
– Это хорошо, я давно об этом мечтаю. Молодец, Наталья, поняла, что мужиков надо мирить с бутылкой.
Дед Гриша добавил более миролюбиво:
– Винтовку я тебе отдаю, но больше не дури так. Ведь я рассказать могу коменданту, а я хорошо говорю по-немецки, выучил с первой мировой.
– Нет, дед, ты никому не рассказывай об этом, я тоже молчать буду.
От самогонки дед Гриша отказался, сославшись на здоровье. Окунь налил себе полный стакан, выпил, крякнул и забалагурил о Тане:
– Какая невеста, в обиду себя не даст, так
