- Далеко… Хозяин мой диковинных созданий ищет по всей земле, отлавливает, а после в заколдованные сады отправляет, там и томятся существа…
- И ты ему прислуживаешь? Негоже такому могучему зверю человеку служить.
- Меня первым привезли в его сады, а когда я возмужал, силой набрался, хозяин предложил служить ему за пределами зеленой клетки. И уж лучше так, чем в неволе томиться, неба не видеть, крыльев не расправлять.
Орлица тогда усмехнулась, но боле ничего не ответила. Не было особой печали у нее в душе, не страшилась она плена…
И лишь пред тем, как уснуть, спросила у Гарьи:
- А есть ли в саду твоего хозяина подобные мне? Знавал ли он сирин?
- Нет, ты будешь первой «крылатой жемчужиной».
- Крылатой жемчужиной? – удивилась Орлица.
- Так нарекли тебя.
Корабль тем временем поскрипывал, волны легонько о борта бились, море шумело чуть слышно. Люди уж давно в каютах спали, только хозяин бдел, в трубу за звездами наблюдал, сидя на палубе. И вдруг, донесся до его ушей голос чарующий, исходил оный издалека, чуть слышно лаская слух похитителя. Хозяин Гарьи хотел было подняться, спрятаться, однако не вышло. Заворожила его песнь, пред очами образы необыкновенные замелькали, будто идет он по своему саду, а тот в запустении, ни зверей, ни волшебных созданий…
На самом-то деле, шел он не по саду, а по палубе в направлении штурвала, после взялся за него крепко и закрутил, будто знал, куда плыть надобно. И правда, устремился корабль в сторону густого тумана, где ни света лунного, ни блеска морского не было.
К сему моменту люди в каютах еще крепче уснули, им также снились сны особенные, лишь Гарья не поддался, он, молча, слушал песнь пленницы. Та же пела и на грифона посматривала, улыбалась, глаза ее радужным светом переливались.
Так бы и лилась трелью песнь, если б не резкий удар. Дерево затрещало, мачты закачались, а после и вовсе попадали, порвав белоснежные паруса, и послышалось бурление отовсюду, вода пробралась во все трещины и пробоины. Море стремительно поглощало корабль вместе с его хозяевами. И перед тем, как опуститься под воду вместе с клеткой, обратилась Орлица к Гарье:
- Не скорбишь ли ты по своему хозяину, грифон?
- Не скорблю… Я благодарен тебе за спасение во второй раз. Быть теперь мне духом свободным.
- Значит, так тому и быть.
Ответила сирина, и погрузились они в пучину морскую…
И вроде бы надо было всплакнуть над судьбами невинных созданий, мол, отдали жизнь за свободу. Только не так все закончилось.
По-прежнему стояла Орлица над телом грифона в том самом поле. Коснувшись его спины, узрела сирина будущее свое, ежели решит отправиться вслед за спасенным зверем. Тут-то и задумалась, а стоит ли вообще спасать чужеземца. Сгинет грифон, и хозяин его уплывет ни с чем восвояси, а коль спасет, то заманит хищник в клетку кого другого. Думала-думала краса и все ж решилась. Залечила-таки раны зверю, когда же поднялся тот, то посмотрела на него Орлица пристально, а потом молвила:
- Свободен ты от рождения. Посему лети куда подальше и горя не знай. Вот тебе мое наставление.
Осознал тогда Гарья, пред ним существо мудрое, поэтому поклонился низко и ответил:
- Могу ли я следовать за тобою?
На что Орлица усмехнулась и кивнула.
Так и полетели вместе, но уже совсем в другом направлении. Однако, то другая история…
Гусли мои гусли
Вот и ночь настала, за окнами темень несусветная, луна-то за тучами спряталась. Мальчик Сашенька нехотя взобрался на кровать, спрятал под подушку горстку ракушек, собранных сегодня на берегу местной речки и даже сверчка, пойманного у калитки, запихнул туда же, только сверчку жить уж очень хотелось и насекомое, не растерявшись, вылезло с другой стороны, ударившись в бега.
Мальчонка тем временем проверил наличие горшка под кроватью, поскольку бывали с ним оказии, повторения которых очень бы не хотелось, затем пощелкал фонариком, а то вдруг, чудище какое ночное заползет в комнату, а света оно боится, а значит, испугается фонарика и за пятку не укусит.
И когда со всеми проверками и приготовления было покончено, паренек уселся в кровати и издал привычный боевой клич:
- Бабу-у-у-усь! Сказку хочу!
- Иду-у-у-у, - раздалось залихватским голосом из другой комнаты.
Вскоре в дверях показалась бабушка Алена во фланелевом халате. Полная такая, седая и с большими серыми глазами, которые, несмотря на годы, блеска и задора не утратили. Она села на край кровати и уставилась на внука:
- Чего рассказать тебе сегодня?
- Ну, ба? Ну, ты даешь!
- Неужто опять «гусли мои гусли»?
- Да, да, гусли хочу.
- И не надоело еще, Шнурок?
На что Шнурок помотал головой, любил он эту сказку. Вот уже на протяжении года бабушка рассказывала ее, да так рассказывала, что каждый раз Сашка слушал, будто впервые.
И только Алена хотела начать, как раздался стук в дверь. Тут же женщина изменилась в лице, вся радость вмиг улетучилась, взгляд наполнился страхом.
- Баб? Кто это? – малыш также встрепенулся.
- Сиди тихо, пойду посмотрю. Сосед наверно, - попыталась успокоить внука Алена.
А дальше послышался звук отворяющейся двери и громкие голоса. Пятилетний Саша не все понимал из их криков, но голоса те хорошо помнил. Один из них принадлежал его матери, а второй – отчиму. И радости в ребенке они не вызывали, скорее такой же страх, какой возник в глазах бабушки. Мальчишка накрылся одеялом и замер, как пойманный утром сверчок, в надежде, что его не заметят.
Но даже сидя под одеялом, он слышал крики:
- Не лечи меня, мама! – на грани визга вещала женщина. – И я, и Костик – больше не пьем! Мы закодировались, между прочим. Потратили хренову тучу бабла в той областной клинике. И я требую! Верни мне Сашку!
- Да ты посмотри на себя, Рита! Чего ж тогда от тебя несет как от…
- А вы, Елена Петровна не оскорбляйте дочь, - вступил мужчина. – Я вам не позволю…
- Ты вообще захлопнись, - цыкнула на него Алена. – Закодировались они! – затем снова обратилась к дочери. – Послушай, Рита. Проспись сначала, а потом приходи и будем разговаривать. Вы и два года назад били себя в грудь, ну ладно, я поверила, и чего случилось?
- И чего же случилось? – завопила нахальным голосом та.
- Ожоговое отделение случилось! Вы пили с бомжами во дворе, а ребенок на себя чайник опрокинул, пить хотел.
- Брехня! – гордо заявил Костик. – Пацану ясно было сказано, ничего не трогать. Его просто воспитывать надо.
- Это ты трехлетнему ребенку сказал ничего не трогать? – с
