Так и живут они душа в душу, бед не ведая. У Залетного хорошо им, Матрена порядки наводит, кашеварит, за избой следит, а Купич ей во всем помогает.
Но, вернуться бы уже к разговору. Итак, беседу вели домовые о хозяине своем:
- Влюбился Ванюша наш, - с грустинкой в голосе ответил Купич.
- Вот радость-то! – воскликнула Матрена. – Скоро и хозяюшка появится, а потом и детки малые пойдут, - уже было размечталась она.
- Не торопись радоваться. Русалка его избранница.
- Ой, батюшки, - остолбенела домовая и чуть корзину из рук не выронила.
- Вот-вот. Чует сердце мое, беда будет.
- Типун тебе на язык, - сплюнула Матрена. – Смотри, накличешь еще чего доброго. Может, несерьезно у них, повстречаются в зарослях, лягушек попугают да разбегутся.
Но Купич лишь пожал плечами и, молча, пошел дальше. Чувствовал домовой неладное, а за Ваньку он ой как переживал.
Пока же домовые страсти друг на друга нагоняли, Залетный успел проснуться, откушать кашки гречневой с маслицем и отправиться в лес. Ноги сами вели его к далекому озеру, где обитала Вея.
Добрел Иван до водоема, спрятался за большое дерево и стал дожидаться. Сегодня Вея вышла из воды в то же время, что и вчера. Как всегда отжала рубаху, заплела волосы в косу и отправилась на излюбленную полянку. Залетный шел за ней, а сердце вот-вот готово было выпрыгнуть, боялся парень, что русалка не соизволит более общаться с ним. Но к счастью, ошибся. Вея, не дойдя нескольких шагов, обернулась и на лице утопленницы показалась загадочная улыбка:
- Я знала, что ты придешь, - произнесла она, сверкая очами.
- Да тут и к гадалке не ходи, я ж таких сказок вовек не слыхивал.
- А-а-а-а, ты за сказками пришел, - с небольшой грустинкой прозвучал прелестный голосок. – Тогда проходи, садись.
Уселись они на полянке, Вея книгу достала и приступила к чтению. Но сегодня Иван не слушал, он больше смотрел на русалку – любовался. Та как коснется рукой до волос, чтобы выбившийся локон поправить, или склонится, оголив белоснежную шейку, так Залетный чуть ли не трясется. Но не от похоти, а от восхищения. Русалка заметила его непростые взгляды, поэтому замолчала и убрала книгу:
- Пора мне, - резко поднялась она с места. – Прощай…
- Как пора? – также вскочил Иван. – Неужто я обидел тебя чем? Так ты не молчи, сразу говори.
- Ты, как и все мужики. Пришел не за сказками детскими, а за другим.
Тут Ивану и обидно, и стыдно стало. Он даже понять не мог, какое чувство сейчас сильнее, поэтому решил не томить девицу, а уйти самому:
- Прости, Вея. Не хотел я обижать тебя. Правда. Дурнина в голову ударила, уж очень ты нравишься мне.
Русалка стояла, молча, а когда Иван развернулся, как говорится, к лесу передом, она спохватилась:
- Постой.
Залетный тут же воротился.
- И ты меня прости, не привыкшая я к доброте людской, во всем подвоха ищу, - говорила она, сжимая руки.
- Что ж так? Обижали часто?
- Чаще, чем хотелось бы.
- Поведай…
- Всему свое время, Ваня.
- А откуда мое имя знаешь? Чарами какими владеешь али колдовством?
- Нет, что ты. Из чар только воду мутить умею. Так тебя же вся нечисть в лесу знает, уважают.
- Молва… - протянул Залетный. – Ну, тогда может, погуляем? До вечера еще время есть.
- А пойдем.
И отправились они вглубь леса. Травушка под ногами шелестела, жучки крылатые метались в воздухе, птицы в гнездах копошились, роняя ветки наземь, а парочка брела себе потихоньку. Какое-то время они молчали, но потом Иван набрался-таки смелости и заговорил:
- Как жизнь озерная?
- Да как… мокро, холодно, тоскливо.
- А сестры?
- Не сестры они мне. Как только попала к ним, сразу поняла, что это за мымры подводные. Все им нипочем, готовы топить всякого.
- Да уж… Ну что тут поделаешь, работа у вас такая.
- Как бы не так! – возмутилась Вея. – Они развлекаются, весело им смотреть на то, как несчастный захлебывается. Эх, уйти бы из того озера…
- Чего же ждешь? Ступай, найди себе другое, их здесь большое множество.
- Не могу. В каком утопла, в том и положено сидеть. С наступлением вечера вода зовет обратно, ежели не вернусь – все, света белого больше не увижу.
- Эва как у вас.
- Ну а ты, Иван? Чего по лесам ходишь? Отчего в родной деревне не живется?
- Да чего там хорошего? – отмахнулся Ваня. – Здесь лучше: просторы, проделки нечистых. Знаешь, как тяжело разгадывать загадки Лихо? Как напутает тропинок, как закрутит-завертит, так хоть волком вой, зато потом весело.
- Странный ты, - улыбнулась русалка, одарив парня особенным взглядом.
К вечеру они разошлись, Вея отправилась в родное озеро, а Иван - домой. По пути встретил лешего Мокия, тот собирал клюкву, из-за кустов только растрепанные космы торчали:
- Здорово, Ванюша, - кивнул старец.
- Приветствую, Мокий. Запасаешься? – спросил Залетный, указав на лукошко.
- Да, потихоньку к зиме готовимся. В стужу каждой ягодке рады, да и семья у меня теперь большая, всех кормить надобно. А ты все скитаешься?
- Вот, с русалочкой гулял. Хороша девица.
- Это с которой? Смотри, не попадись к ним в лапы.
- Да нет. Вея не такая.
- Вея? – нахмурившись, спросил Леший. – И она что же? Заговорила с тобой?
- Заговорила, - мечтательно ответил Ваня. – Доверилась.
- Ты только гляди мне, не обижай ее. Веюшка мне как дочь. Добрая она, оттого-то и ущемляют ее те злыдни озерные.
- А что случилось с ней? Почему потонула?
- Все из-за людей. Ты токмо не обижайся, Ваня, но люди похлеще любого Аспида будут.
На этом их разговор и закончился, расстроился Мокий, да так, что аж дождик пошел. Жалко лешему было русалочку, что-то нехорошее с ней приключилось, что-то, что заставляло рыдать душу мудрого старца. А когда на душе лешего тяжко, то и в лесу творится непогода: ветра дуют, дожди льют и деревья ломаются.
И Залетный расстроился, теперь его сердце ныло от того, что его русалочке нигде покоя нет. На земле долго не походить, а под водой утопленницы житья не дают.
Вернулся Иван домой мрачнее тучи, скинул с себя мокрую жилетку и уселся за стол. Матрена ему и крынку молока поднесла, и хлебца ржаного, но хозяин ото всего отказался, тогда домовая сходила за супругом, чтобы тот по-мужски с Иваном поговорил, посочувствовал. Купич в мгновение очутился на стуле напротив друга старинного:
- Ну, рассказывай. Чего злой как волк некормленый?
- Эх, Купич. Тяжело моей Веюшке в озере живется.
Домовой же глубоко вздохнул, хлопнул
