… Ночью ему было странно. Он чувствовал Малявку рядом, чувствовал, что с ней что-то происходит, но все было так запутанно, что он мог лишь ощущать какие-то неведомые ему ранее невидимые волны, пронизывающие окружающее пространство.. Эти волны переплетались и пеленали его и Малявку в один теплый кокон. И страха перед неведомыми путами у Него совсем не было. Ему было Уютно и счастливо, как в далеком детстве, когда Его мир еще был совершенно целым.
… Когда взошло солнце – Он выбрался из постели и, глядя на полусонную Малявку, настороженно наблюдавшую за ним, внезапно понял – что нужно сделать. Нужно подарить ей самое ценное, что у него есть: показать ей – как учиться летать.
…Как ни странно – она почти с полуслова поняла его и приняла его помощь. Чтобы ей было легче, обучение он начал у стеночки, давая Малявке… Нет, не так: давая с в о е й п о д р у г е дополнительную опору. Сначала они поднимались совсем невысоко. Она боялась и спрыгивала обратно, на песок, снова и снова. А он снова и снова терпеливо подходил к ней и снова предлагал свою поддержку… И она уже привычно и бесстрашно «брала его под локоток», поднимаясь вместе с ним, с каждым днем, все выше и выше, а потом ....
… я увидела их – и в сердце толкнуло теплой волной, и в глазах выступили слёзы. Его – чуть громоздкого, крупного, но такого крепкого и надежного. Ее – миниатюрную, изящную красавицу, воплощение грациозности и ласковой доброты. Они, оставив далеко позади свою «страховочную» стенку, находя опору только друг в друге – летели, летели, летели, окутанные, как теплым искрящимся облачком – счастьем Любви…
… совсем позабыв о том, что они – всего лишь два маленьких морских дракончика, посаженные в один небольшой домашний аквариум…
Незнание – освобождает?
Эпиграф: «… рядом с нами смежность других миров, и там края, где тоже есть любовь и нежность, и смерть, и жизнь» (М.В.Ломоносов)
Его звали Лис и он был романтиком.
Почти каждый вечер, когда суета вокруг ужина уже завершилась, и всё вокруг, казалось, было погружено в стремительно тающий в наступающих сумерках свет… в эти минуты Лис поднимался на самую верхнюю доступную точку этого Мира, почти ложился грудью на скалу, и, пока не взойдет Луна, молча, подняв очи горе, мечтал о Несбыточном… что именно проносилось перед его внутренним взором, в какие дали уносили его мечты? Ах, если бы знать, если бы видеть....
Мамзель была тайно влюблена в Лиса. Временами она осмеливалась приблизиться к нему, и, слегка косясь куда-то в сторону, как бы делая вид, что все это случайно – легко касалась его. Иногда он раздраженно вздрагивал и резко отодвигался.
Иногда, как бы задумавшись, реагировал не сразу, и позволял ей придвинуться еще ближе, почувствовать его еще больше… И так они и стояли рядом, подолгу: он, крупный, но стройный и подтянутый, в черной маске и ярко-лимонном «одеянии», неизменно смотрящий куда-то в недосягаемые дали, и она – чуть поменьше его, черноглазая толстушка в «платьишке» сочного синего цвета, постоянно бросающая тревожные взгляды во все стороны.
Мои любимцы, самые крупные рыбы в моем аквариуме, в моём маленьком море – Лиса Ло (мужского пола) и Паракантус Хепатус (пола женского)…
Но счастье не вечно – ни человечье, ни рыбье.
Лис Ло ушел за радугу. Так говорят о тех, кто уходит навсегда. И Мамзель Хепатус сначала было очень страшно, а потом стало очень, очень одиноко…
Да, осталась Рыба Зебра – с ней можно померяться нахвостовыми шипами, у кого острее, у кого длиннее…
Да, осталась интеллигентно-деликатная Рыба Хелмон – его можно весело погонять, и, отобрав, буквально, из клюва, вкусняшку, с аппетитом слопать её прямо перед длинным удивлённым носом.
Но – «а поговорить»?
Ну, то есть медленно приблизиться, как бы невзначай нежно коснувшись чужого бочкА, и замереть…
Вот такого общения у Мамзели теперь не было. И я почти физически ощущала исходящие от нее эманации потерянности и одиночества…
Я решила её поддержать … отвлечь, заинтересовать, показать, что она – не одна! И, ничтоже сумняшеся, взялась устанавливать контакты с морским разумом.
А надо сказать, что разум этот (то есть Мамзель) уже был неоднократно замечен за 1) сооружением подобия экибаны из сухих веточек – специально для меня 2) перестановками маленьких кораллов по своему усмотрению 3) … и многими другими сюрпризами, радующим мой собственный разум.
Несколько раз в неделю я осторожно подносила ладонь к стеклу, когда Мамзель стояла подле него, с другой стороны, и … чувствовала что-то такое, что Мамзель, испуганно-недоверчиво кося на меня своим брюнетистым глазиком с синими искорками, тоже слегка придвигалась к моей ладони. Но через три-четыре секунды не выдерживала и, плеснув хвостом, делала скоростной «круг почета» по аквариуму. Потом возвращалась на прежнее место и снова косилась на меня, а я снова придвигала ладонь к стеклу…
Не знаю, почему (так сложились звезды в небе, я же – вовсе не при чем!), но несколько дней назад это общение переросло в нечто большее.
Поднеся ладонь к стеклу в том месте, где с другой стороны тревожно косилась на меня Мамзель, я, ощутив внезапно между своей рукой и упитанным рыбкиным тельцем явно какое-то поле … попробовала потихоньку продвинуть ладонь вдоль стекла, вперед.
Мамзель почти мгновенно побледнела до слабо-серого цвета и растопырила свой верхний плавничок «ирокезом»! Очень разволновалась, одним словом! И… двинулась рядом с моей ладонью, точно повторяя траекторию…
…Это длилось два вечера – совместные краткие «заплывы» с Мамзелью, бледневшей каждый раз от волнения. Я уже строила планы на третий, с фотоаппаратом, для фиксации процесса, но…
На следующее утро Мамзель не вышла на завтрак.
Строго говоря, завтрака в нашем аквариуме два, с интервалом чуть больше часа. И Мамзель пропускала эту пару лишь единожды – когда в аквариуме была эпидемия (почти три года назад), и Мамзели (тогда – четырехлетней) было Ужасно Плохо!
Сердце у меня упало. Я видела, что Мамзель торчит в своей норе, но не видела, чтобы она шевелилась, чтоб даже жабрами шевелила, или там плавничками! Нора, видите ли, расположена входом к стене дома – чтоб Мамзель в ней отдыхала от «туда-сюда» метаний этих двуногих, а не чтоб быть доступной в любое время дня и
