больницу. Вечер – понятие растяжимое, поэтому Валерка решил начать ждать с пяти часов. Благо погода располагала. Было по-весеннему тепло, хотя и несколько сыровато.
Его яблоко неожиданно кончилось как раз тогда, когда дверь подъезда Краевского открылась, чтобы выпустить во двор Кристину. Именно в этот момент Кравцов отвернулся от объекта, потому что ему захотелось забросить огрызок в баскетбольное кольцо на детской площадке. Задача осложнялась тем, что кольцо было довольно далеко, и требовалась почти нечеловеческая меткость, чтобы в него попасть. Валерка долго и натужно целился и все-таки попал. Огрызок с глухим шмяком ткнулся о щит, расплющился и упал прямо в кольцо. Кравцов сказал себе «Yes» и посчитал меткое попадание огрызка в цель хорошим знаком. Когда он вернул свое тело в нормальное положение, Кристина уже завернула за угол. Таким образом, если бы Валерка не взял из дома яблоко, он не проворонил бы Кирьянову, которая непременно дала бы ему отбой. Кравцов не являлся любителем драк и сразу свалил бы домой, чтобы придумать, чем лучше вымостить дорогу к сердцу почти свободной Тани Казаковой.
Но Кристины он не увидел, с ней не поговорил, а потому в сгустившейся и еще более повлажневшей весенней тьме, чавкая в снежной жиже кроссовками, пошел следом за Краевским, выскочившим из дома с пластиковым пакетом в руке. В самом темном углу двора около мусорных баков Кравцов окликнул соперника:
– Э! Краевский! А ну стой!
Игорь остановился и повернул к нему спокойное лицо, потому что голос Кравцова сразу узнал. Поскольку Игорь ни о чем его не спросил, Валерке пришлось начать самому:
– Слышь, отвали от нее, а! Оставь девушку в покое!
Так как все мысли Краевского в настоящий момент были заняты одной лишь Кристиной, он не мог даже подумать, что одноклассник имеет в виду Таню Казакову.
– Я люблю ее, Валерка, – сказал Игорь, удивляясь самому себе. Давно ли он говорил эту же фразу матери, имея в виду Таню. До чего же эфемерны и непостоянны чувства! Как же он счастлив, что все так неожиданно переменилось. Конечно, он всегда любил одну лишь Кристину, а с Таней так… от горя…
– А мне плевать на твою любовь, понял! – рассердился Кравцов. Ему почему-то казалось, что пай- мальчик Краевский сразу согласится отдать ему Таню. В ответ на его неожиданное сопротивление из глубин души довольно-таки добросердечного Валерки стала подниматься неукротимая лютая злоба. Она перехватила ему горло, застлала глаза, и он изо всей силы ударил одноклассника. Кравцов даже не понял, куда ему попал, но Игорь сразу рухнул как подкошенный. Пластиковый пакет отлетел на несколько метров, из него выпал прозрачный полиэтиленовый мешочек с бритвенными принадлежностями и покатились во все стороны румяные, в отличие от кравцовского, яблоки.
Валерка, как уже было сказано, не был сволочью. Он собрал в пакет яблоки, сверху уложил бритвенные приборы и бросил все это поближе к распростертому на грязном мокром снегу Краевскому. Поднимать его он не собирался. Много чести. Умеешь с девчонками целоваться, умей и драться за них! Маменькин сынок! Уси-пуси! Решив, что для первого раза Игорек получил достаточно, Валерка пошел домой, подхватив по дороге красное яблоко, которое сразу не заметил, поскольку оно откатилось на очень приличное расстояние. Он обтер плод перчаткой и с удовольствием вгрызся в его сочный бок. Сегодняшнее мероприятие по обезвреживанию Краевского начиналось яблоком, им и закончилось. Что-то во всем этом было мистическое…
Когда они с Сергеем так и не дождались Игоря в больнице, Женя сердцем почуяла неладное. Наскоро попрощавшись с мужем, она понеслась домой. Подходя к подъезду, она увидела сына, который шел к дому с другой стороны по какой-то странной кривой, держась обеими руками за голову. «Неужели напился?» – было первое, о чем подумала Женя.
– И что это значит? – строго спросила она, когда Игорь поравнялся с ней.
– Мама… голова болит… нестерпимо… – пробормотал он.
– Как болит? Почему? Что случилось?
– Упал, ударился затылком… одну линзу потерял, вторая, кажется… на месте… еле дошел…
– Как ударился? Почему ударился? – не могла взять в толк Женя, хотя к восьми часам вечера на улице опять неожиданно подморозило и поскользнуться было нетрудно.
– Мама… пошли домой… не могу… – пробормотал Игорь и нетвердыми шагами двинулся к подъезду.
Дома он лег на диван и моментально уснул. Женя кругами ходила вокруг сына и не знала, как поступить: вызвать «Скорую» или дать ему выспаться. В конце концов она решила, что сон тоже лечит, и прилегла с ним рядом, на всякий случай раскинув раскладушку около его дивана. Сама Женя тоже уснула мгновенно, будто сбегая в сон от очередной навалившейся на нее неприятности.
Утром Игорь уже не жаловался на головную боль. Зато в правом глазу, по его словам, плавали какие-то капли и мешали смотреть. Второй глаз, из которого он с вечера не вытащил линзу, покраснел и слезился. Женя расстроилась до дрожащих рук. Сегодня она должна быть с утра у Сергея, потому что ему наконец разрешили вставать и она обязана ему помочь и поддержать. А тут вдруг такое с сыном.
– Ничего, мам, ты иди к отцу, – сказал Игорь. – Я сегодня отлежусь, а завтра посмотрим, что и как, но предупреждаю сразу: без линз я в школу не пойду! Хватит с меня этих жутких очков! Наносился на всю жизнь!
– Но, Игорь… Это же опять чуть ли не месяц будут делать линзы… Они у тебя такие сложные… А скоро, между прочим, выпускные экзамены! Может, походишь пока в очках?
– Ты прекрасно знаешь, что их у меня нет. Я их от радости разломал, а в старых вижу очень плохо. В общем, чего зря говорить. Иди к отцу, а я сегодня сплю! Все! – И Игорь, закрывшись с головой одеялом, отвернулся к стене.
Жене ничего не оставалось делать, как отправиться в больницу. Ей очень не нравились «капли», которые плавали у сына в глазу. Игоря надо как можно скорее показать врачу. Может быть, она уговорит его во второй половине дня съездить в глазной центр. Сегодня же, когда вернется от Сергея.
Во дворе она увидела бежевую машину Ермоленко и испугалась так, что подогнулись колени. Совсем сошел с ума! Подъехал к самому подъезду, чтобы все видели! Нисколько ее не жаль! Стараясь не глядеть на машину, Женя сразу повернула в сторону больницы. Сашина иномарка медленно двинулась за ней. Выехав вслед за Женей из двора на улицу, Ермоленко остановился, выскочил из машины и бросился к ней.
– Постой! – крикнул он и схватил ее за плечо. – Что происходит? Почему ты сбрасываешь мои звонки? Что случилось, Женя?
– Уезжай, Саша… Прошу… – пробормотала она, стараясь все так же не смотреть на него. Смотреть нельзя, потому что стоит только… и все…
Ермоленко, очевидно, тоже понимал, что ситуацию можно переломить только в том случае, если она взглянет на него. Он осторожно прикоснулся обеими руками к ее лицу, приподнял его за подбородок и посмотрел Жене в глаза.
– Что с тобой, Женечка? – ласково спросил он. – Может, я помогу? Я же люблю тебя…
Та, кого нежно назвали Женечкой, не выдержала. Она закрыла глаза, чтобы не видеть любимое лицо. Из-под закрытых век показались слезы.
– Нам нельзя больше встречаться, – еле дыша, сказала она.
– Но почему?
– Потому что за наше с тобой счастье расплачиваются другие…
– Что за ерунду ты говоришь? – как всегда, когда слышал то, что ему непонятно или не нравится, сморщился Ермоленко.
– Это не ерунда… Это какой-то ужас… – И Женя рассказала ему о том, что приключилось с мужем и сыном.
– С чего ты взяла, что это из-за нас? – возмутился Саша. – Мне, например, тоже аппендицит удаляли, и что? И тысячам людей удаляют! А на улице каждой весной так скользко… кто только не падает… травматологические пункты просто ломятся от несчастных!
– Меня не волнуют другие несчастные, – разрыдалась Женя, и Ермоленко все-таки заставил ее сесть в салон машины. Глупо объясняться на публике посреди улицы.
– Саша, ты понимаешь, если бы тогда к тебе не пришла Люда Никольская, а я не поспешила уйти, Сергея могло бы уже не быть в живых…
– С чего ты взяла?
