Он закричал от ужаса. Ощущение чего-то страшного накрыло его разум приливной волной, грозило сбросить в непроницаемую тьму бесконечной бездны, поглотившей мир. Он стал беспомощным жалким существом, летящим в Хоньо, покинутым Небесными Властителями, покинутым Кристабель, Динлеем, Бойдом, Максеном и Кансин. Все они смотрели, как он падает. И отворачивались один за другим.
«Нет, – взмолился он. – Вернитесь».
Но они не возвращались – что-то было не так.
Он рывком очнулся от сна, заметался на кровати, все еще дрожа. Ужас сковал его горло, не давая вдохнуть.
– Что? – прохрипел он, обшаривая про-взглядом комнату.
В ногах кровати сгрудились призраки Динлея, Кристабель и его родителей. Кристабель в тревоге протягивала к нему руки.
– Что? – повторил он, чуть-чуть отдышавшись.
«Эдеард, мы пытались тебя разбудить, – сказал Динлей. – Мы очень старались. Но ты так устал».
– Я проснулся.
Он прищурился на приоткрытую на веранду дверь и увидел облитые светом туманностей белые перила. Вероятно, скоро полночь.
«Салрана. – Кристабель судорожно вздохнула. – Она предала тебя».
– Что? – выпалил он, растерявшись от неожиданности. – Что ты сказала?
«Извини, – заговорил Динлей. – У нее исключительно мощный телепатический посыл. Сразу после заката она вызвала Овейна. И сказала, где вы находитесь».
– Салрана? О чем ты говоришь?
«Мы не могли ей помешать, – добавила Кристабель. – Против живых мы беспомощны».
– Нет, нет, – забормотал Эдеард.
Своим про-взглядом он ощутил, что Салрана приближается к спальне.
– Эдеард? – приветливо окликнула она его. – Ты в порядке? Я думала, ты еще спишь.
«Она говорила с Овейном, – настаивала Кристабель. – Его люди уже близко, они поднимаются на гору».
– Не может быть. Это же…
– С кем ты разговариваешь? – спросила Салрана.
Она уже вошла в комнату и с любопытством смотрела на него.
– С моей женой, – спокойно ответил он.
Ее лицо не дрогнуло. Вспышка удивления в ее хорошо завуалированных мыслях была мгновенной, но, как и Эдеард, она еще недолго прожила в Маккатране.
– Знаешь, я могу видеть души умерших, – сказал он. – Однажды я даже передавал изображение Пифии. Вот, посмотри.
Он открыл свой разум, чтобы она получала ощущения с его про-взгляда.
Салрана, обнаружив вокруг себя четырех призраков, ахнула.
– Я…
Эдеард соскользнул с кровати.
– Они сказали, что ты выдала меня, – бесстрастным тоном произнес он, шагнув ей навстречу. – Они сказали, что ты послала телепатическое сообщение лично Овейну. Я ответил, что это невозможно. Скажи, они ошибаются? Ошибаются?
Салрана попятилась.
– Эдеард…
Эдеард направил про-взгляд за пределы дома и осмотрел склон вулканического холма. Использовав дар Финитана, позволявший проникнуть под маскировку, он увидел более двух десятков людей со скорострельными ружьями. Они уже приближались к летнему домику. В темноте за их спинами ощущалось присутствие еще большего количества людей. Тогда Эдеард устремил про-взгляд к основанию горы. Внизу, вокруг склонов, стояли два полных полка милиции.
– Всемилостивая Заступница, – изумленно выдохнул он. – Ты действительно это сделала. – Он смотрел на нее, все еще ничего не понимая. – Салрана, ты позвала их!
Он почувствовал, что близок к истерике. Самообладание изменило девушке лишь на миг. А потом она посмотрела ему прямо в глаза.
– Да, я вызвала Овейна.
«Такого не может быть. Это же Салрана. Моя Салрана. И мы вдвоем против целого мира».
– Почему? – взмолился он. – Почему ты так поступила? Из-за Кристабель?
Салрана окинула призрак Кристабель презрительным взглядом.
– Ревновать к ней? Мне? Вряд ли. Я ничем не хуже нее. А в постели так еще и лучше. Ты многого лишился.
– Но… Мы же…
– Ты все тот же глупый деревенский мальчишка. Неужели ты так ничему и не научился, живя в Маккатране? Неужели ты думаешь, что любовь тринадцатилетних юнцов будет вечной? Что я навсегда сохраню тебе верность?
– Не можешь же ты принимать всерьез слова Овейна о едином народе.
– Почему нет? Потому что это противоречит твоим отсталым деревенским понятиям? Так устроен мир, Эдеард. Неужели ты не понимаешь? Благородные семейства уже обладают богатствами и властью, а под управлением Овейна они станут еще богаче и еще сильнее. И я смогу быть в их числе. Не только у тебя есть честолюбие.
– Это не ты, – пересиливая растущую боль, крикнул он. – Это не твои слова, Салрана. Не твои мысли.
– Ты такой слабый, Эдеард. Даже теперь, когда считаешь город своим. У тебя есть талант и способности, чтобы завладеть всем миром. Почему ты этого не делаешь?
– Ни один человек не достоин править миром.
Она презрительно фыркнула:
– Смирение – удел слабых.
– Заступница учит доброте.
– А что хорошего в ее учении, кроме внушения покорности низшим слоям населения?
– Теперь я точно знаю, что это не ты. Кто тебя так изменил? Кто?
– Я изменилась сама. Я поняла этот мир и стала искать в нем свое место. В конце концов, ты ведь нашел себе подружку из благородного семейства. – Она пренебрежительно махнула рукой в сторону Кристабель. – Неплохой способ пробиться в Высший Совет для такого бесхребетного существа, как ты. Почему бы и мне не сделать то же самое? Я использовала людей, которые могли мне помочь. Теми, кто тебя ненавидит, довольно легко манипулировать. И добралась до самого Овейна. Если хочешь знать, у него восемь любовниц, но теперь он будет смотреть только на меня. Ему это нравится. Ему нравится иметь при себе меня, подругу детства Идущего-по-Воде. Я видела его решительность и целеустремленность, не то что у тебя. И он умнее, чем ты. У тебя есть только твоя добродетель, а у него честолюбие, страсть, могущество и богатство. И предвидение. Он станет императором, объединит весь мир и весь народ. И я буду частью этого мира. Он пообещал мне, что я стану Пифией. Наши дети будут рождаться, чтобы править.
Шок лишил Эдеарда способности что-либо ощущать. Он видел вызывающую усмешку на лице обезумевшей девчонки и не испытывал абсолютно никаких чувств.
– Нет, – сказал Эдеард. По его щеке скатилась одинокая слеза. – Нельзя построить мир на фундаменте жестокости и страха. Он разрушит Кверенцию, как разрушил твою душу.
– Никто меня не разрушал, я никогда еще не чувствовала себя такой живой, как сейчас.
Про-взгляд показал Эдеарду вооруженных людей у самой двери. Он даже не удивился, увидев,
