Эдеард проследил свое падение до самого потолка тоннеля. Забавно было видеть, как он плашмя шлепается на пол, но он так и не понял, куда ему идти или где наверху находится «Дом голубых лепестков». Тогда он обратился к мирно текущим мыслям города и вызвал в памяти улицу Трансаль в Дживоне, где он обычно спускался в подземные каналы через заброшенный подвал. «Ты помнишь, как попасть туда?» – спросил он.
Никаких видений, на которые почти надеялся Эдеард, не появилось. А потом ему пришлось упереться ногами, потому что тоннель каким-то образом стал наклонным. Пол выскользнул из-под Эдеарда, и он упал на спину. Он стал скользить по гладкой поверхности, набирая скорость по мере увеличения наклона. Пол уже на сорок пять градусов отошел от горизонтали и продолжал наклоняться. Бесконечные красные огоньки стремительно проносились мимо. Эдеард уже инстинктивно чувствовал, что будет дальше, хотя и знал наверняка, что такое невозможно. Разве тоннель способен самопроизвольно наклониться?
Никакого ответа он не получил. Единственным звуком был его собственный вопль, когда он полетел вниз по вертикальной шахте.
Крик оборвался, когда Эдеарду перестало хватать воздуха в груди. После этого он больше не орал; в конце концов, примерно так же он падал в тоннелях под каналами. Просто раньше не было такого сильного ощущения скорости. Может, если закрыть глаза…
Он тотчас открыл их снова. Это было слишком: ощущения тела и то, что он видит, должны соответствовать друг другу. Скорость настолько возросла, что красные огоньки слились в сплошную линию. О такой свободе он только мечтал, наблюдая за полетом ген-орла! Эдеард ахнул, заметив, что пронесся мимо какого-то бокового тоннеля. Не успел он задуматься о том, куда мог вести тот проход, как пронесся мимо следующего разветвления. Он осмелился тихонько усмехнуться. Никто еще так не путешествовал под городом. Изумительное ощущение! Эта ночь сделала его королем города – и пусть Ранали, Иварла и им подобных поглотит Хоньо. Их можно назвать полными невеждами.
Он испугался только однажды, когда его тело внезапно повернулось, едва не врезавшись в стену, и он выпал из главного тоннеля на одном из разветвлений. Эдеард резко вдохнул, но быстро оправился от испуга. Если бы город хотел его умертвить, он давно бы уже встретился с Акиимом в Море Одина.
Спустя некоторое время тоннель начал возвращаться в горизонтальную плоскость, и головокружительный полет закончился. Эдеард еще долго катился на заднице по ровному полу, но наконец остановился. Он осмотрелся и направил про-взгляд вверх, сквозь монолит. Потолок тоннеля опять начал меняться, уже знакомым образом, и Эдеард стал падать вверх. Через минуту стремительного полета в полной темноте он остановился. Воздух вокруг был прохладным, тоннель под Мраморным каналом освещало слабое оранжевое сияние.
Знакомый вид привел Эдеарда в полнейшее уныние. Мысль о том, что надо снова возвращаться в город, напомнила о его провале. Он ни с кем не мог поговорить и посоветоваться. Хуже того, он не знал, что делать дальше.
«Может, мне просто уехать? Добраться до Уффорда и вместе с Салраной вести счастливую спокойную жизнь в деревне, где нам самое место?»
Это было так заманчиво! Но если он не выступит против банд, против Ранали, ее семейства и прочих негодяев, ничего никогда не изменится. Вслед за городом постепенно придут в упадок окрестности. Проблемы достанутся по наследству детям Эдеарда.
Он вздохнул и отправился домой.
Весь следующий день Эдеард провел в своей квартире и только телепатировал Динлею, сказав, что сильно простудился. Суд над Лианом шел восьмой день, но Эдеард уже дал показания под присягой. Обвинение больше не нуждалось в его присутствии. Динлей пожелал Эдеарду выздоравливать.
Одну из ген-мартышек он отправил к ближайшему доктору за успокаивающей мазью для обожженной кожи. Потом он извинился перед Джессиль и попросил ее не приходить вечером, сославшись на то, что не хочет ее заразить. Девушка посочувствовала ему и велела домашнему повару отправить Эдеарду корзину с куриным бульоном и другими яствами.
Все, чего хотел Эдеард, – это получить пару дней передышки, чтобы все спокойно обдумать и, конечно, поговорить с Грандмастером Финитаном. В середине второго дня ему телепатировала Кансин.
Район Кобара всегда вызывал у Эдеарда восхищение. В отличие от остального города, здесь отсутствовали улицы. Вместо этого из земли поднималось больше сотни домов-башен. Все они были одинаковой высоты в четыре этажа, и на каждом уровне имелось достаточно места для одной семьи. И только выше башен проявлялась необычная архитектура. Каждая башня служила опорой для широкого моста, тянувшегося до соседнего дома. Значительная часть зданий несла на себе не меньше трех пролетов, а многие и того больше, так что над крышами образовалась сложная сеть из различных многоугольников. Вот здесь и находились настоящие дома, поднимающиеся над плавно изогнутой плоскостью моста до шести этажей. Они образовывали треугольники, квадраты, пятиугольники и шестиугольники, а в самом центре района мосты сходились в знаменитый фонтан Рафаэля – двенадцатиугольник, приютивший в себе гильдии артистов, ботаников и картографов. Сам фонтан с шумом бил из большого бассейна в центре здания, и его пенящиеся струи поднимались выше полукруглых хрустальных крыш.
Эдеард быстро прошел мимо бьющей вверх воды, отгоняя третьей рукой обжигающе холодные капли, выплескивающиеся из бассейна. Он закутался в подбитое мехом пальто, голову прикрыл черной шапкой, а рот – темно-красным шарфом. Под пеленой уединения его никто не мог узнать, но он уже заметил в свинцово-сером небе ген-орла, в точности повторяющего его маршрут.
После фонтана он свернул влево, к башне Миллагаль с красно-синими полосатыми стенами, увитыми голыми плетями гурклозы. Многочисленные группы ген-мартышек убирали остатки талого снега с площади, простирающейся на весь район в тени высоко вознесенных зданий. Зимой район Кобара казался настоящим подземным миром, где между домами проникали лишь узкие лучи солнечного света. Летом здесь всегда было многолюдно, работали небольшие рынки, выступали уличные артисты и играли дети. Сегодня же все старались остаться в домах наверху, вокруг печей, жалуясь друг другу на припозднившуюся весну.
Эдеард, настроение которого так и не
