С верхней площадки расходились три аркады. Он выбрал «Кимвалу» и был мгновенно очарован оживленной атмосферой, царившей здесь, несмотря на значительную высоту. Проход был довольно узким по сравнению с высокими стенами, ограничивающими галерею с обеих сторон, – пять этажей стрельчатых арок и эркерных окон, – но достаточно широким, чтобы вместить два ряда торговых киосков. Эдеард опустил шарф и зашагал между прилавками. Зимнее солнце свободно проникало сквозь розоватую хрустальную крышу, и внутри галереи было довольно тепло. Люди бродили от киоска к киоску и торговались с продавцами. Удивительно сухой воздух благоухал ароматами специй. Где-то неподалеку жарили медовые сливы.
Эдеард прошел около трети галереи и свернул в боковой проход, ведущий к еще одной спиральной лестнице. Тяжело вздохнув, он поднялся на три этажа. Холл этого уровня освещался обычным для города оранжевым светом, исходившим из кругов над дверями. Эдеард выбрал дверь красного цвета с фиолетовым орнаментом в виде плюща и вежливо постучал, хотя уже чувствовал за стеной присутствие людей.
Дверь открыл Дибал. Старый музыкант явно чувствовал себя скверно. Хоть он по-прежнему носил кричаще-яркую рубашку, а его волосы были безукоризненно заплетены, его прежняя заразительная веселость пропала без следа.
– Спасибо, что пришел, – приветствовал он Эдеарда. Затем он прищурился, увидев на лице юноши розовые пятна. – Ты в порядке? Похоже, что ты сильно обгорел.
– Все нормально. Просто несчастный случай.
– Странно. Это уже второй несчастный случай за неделю; говорят, пару дней назад в «Доме голубых лепестков» случился пожар. Эдеард, тебе следует избегать подобных мест, они погубили немало молодых людей.
– Спасибо, я запомню.
Эдеарда проводили в гостиную с округлым выпуклым эркером, выходящим на пятиугольную площадку. Далеко внизу виднелись деревья ореховой груши в больших кадках. В тени зданий резко выделялись их голые белые ветви.
Все члены отделения Эдеарда уже были здесь. Бойд и Динлей озабоченно переминались с ноги на ногу у горячей металлической печки, их мысли излучали неприкрытую тревогу. Кансин возилась с чайником, но ее разум, как обычно, был слегка затенен. Максен стоял на коленях рядом с креслом, где сидела Бижули. Она явно только что плакала, а сейчас, промокая слезы платком, храбро старалась улыбнуться.
При виде синяка, темнеющего у нее под глазом, Эдеард невольно поморщился. Его уныние мгновенно сменилось гневом.
– Вы узнали их? – выпалил он.
Она повернула улыбающееся лицо в его сторону. Даже с синяком под глазом Бижули была очень красивой.
– Нет. Я говорила им, что не надо вас вызывать. Я не хочу, чтобы вы беспокоились из-за этого случая.
– Мама, – воскликнул Максен, – но в том, что произошло, – наша вина!
– Нет, – возразила она.
– Что они натворили? – спросил Эдеард, почти боясь услышать ответ.
Он заметил, как сжались кулаки Максена.
– Ничего, – ответила Бижули. Она улыбнулась Кансин и взяла из ее рук чашку с горячим чаем. – Спасибо. Это были обычные хулиганы.
– Четыре, – буркнул Максен. – На нее напали четыре человека.
Он многозначительно посмотрел на Эдеарда.
– Они сказали, что любые действия влекут за собой последствия, – продолжала Бижули. – И что Максен должен остерегаться. – Ее рука погладила голову сына. – Еще сказали, что он должен поискать другую работу. А потом… – Она показала на синяк. – Я даже не заметила, как это произошло. Я! Считавшая себя настоящей горожанкой! Заступница, какая я глупая…
– Мерзавцы! – не удержавшись, воскликнул Максен.
– Трусы, – добавил Динлей.
– Это мы и так знали, – заметила Кансин.
– Вы помните, как они выглядели? – снова спросил Эдеард. – Не могли бы вы передать нам их изображение?
– Боюсь, что нет, – ответила Бижули. – У меня в памяти все расплывается, Может, сумею завтра, когда немного успокоюсь.
– Конечно. Мне очень жаль, что так получилось. Не понимаю, чего этим хочет добиться Иварл. Суд займет самое большее пару дней. Лиану и остальным придется провести в Трампелло не один десяток лет. Что он пытается доказать мне?
– Это не ваша вина.
У Максена на скулах заходили желваки. Он по-прежнему не отрывал от лица матери сочувственного взгляда.
– А кто-нибудь вокруг что-то видел? – спросил Эдеард у Дибала.
– Нет. Это произошло поздним утром на рынке Беллиса. Там были сотни людей – и никто ничего не помнит. Все занимались своими делами, а потом бросились на помощь.
– Мне очень жаль, – повторил Эдеард. Он ощущал свою полную беспомощность. – Я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы это не повторилось.
Дибал печально улыбнулся.
– Я в этом уверен. Ты хороший парень, Эдеард, я знаю. И я понимаю, к чему ты стремишься. Людям необходима надежда, особенно сейчас. Жаль, что таких, как ты, немного. А город очень большой.
Друзья собрались уходить. Откровенная враждебность Максена очень расстроила Эдеарда – из всего отделения он всегда был самым рассудительным.
– Нельзя ли нам поговорить с глазу на глаз? – спросил Эдеард у Дибала.
Музыкант провел его в небольшую комнату, где находилось около дюжины гитар и барабаны. На столе в изобилии лежали нотные листы. В другое время Эдеард с восхищением стал бы рассматривать инструменты, но сегодня только порывисто вздохнул.
– Я понимаю, сейчас не самый подходящий момент… – начал он.
Дибал снял синие очки и протер их о рукав рубашки.
– Я в любом случае постараюсь тебе помочь, парень. И не только потому, что ты друг Максена. Ты занимаешься важным делом.
– Спасибо. Э-э…
– Если тебе это важно, знай, что меня очень немногое может шокировать.
– Хорошо. Я хотел спросить, известно ли вам что-нибудь о телепатическом влиянии?
Дибал приподнял бровь.
– Старинная серенада раба страсти? Тебе не стоит прибегать к подобным ухищрениям, Эдеард, как бы хороша ни была девушка. Поверь, это может привести к печальным последствиям. Кроме того, как я слышал, каждая мать и дочь в нашем городе готовы встать в очередь, чтобы затащить тебя в постель.
– Я не собираюсь этим пользоваться. Я хочу защититься от него.
– А, понятно. Некоторые дочери благородных семейств не желают принимать отказов?
– Если бы все было так просто.
Дибал внимательно заглянул в его лицо.
– Печально такое
