– С помощью хлорофиллового снадобья превращаясь в хунети? – мрачно спросил Феррис.
Беррью вызывающе кивнул.
– Нет, – сказал Феррис, – не выйдет. Если вы сделаете это, мы снова пойдем и принесем вас сюда. Вы совершенно беспомощны перед нами, когда становитесь хунети.
Беррью пришел в ярость.
– Я никак не могу остановить вас! Ваши угрозы опасны!
– Совершенно верно, – спокойно согласился Феррис. – Входя в замедленный темп жизни, вы беспомощны перед нормальными людьми. И я вовсе не угрожаю, я пытаюсь спасти ваш разум!
Вместо ответа Беррью выскочил из комнаты. Лиз взглянула на американца, в ее глазах блестели слезы.
– Не бойтесь, – успокоил ее Феррис. – Со временем он справится с этим.
– Я не боюсь, но мне кажется, что он постепенно сходит с ума.
В душе Феррис согласился. Каков бы ни был соблазн неизвестного мира, в который вступал Беррью, замедляя свой жизненный ритм, этот соблазн захватил его бес всякой надежды на освобождение.
В этот день в бунгало царило подавленное молчание. Слуг не было, Беррью дулся в своей лаборатории, Лиз слонялась вокруг с несчастным видом. Но Беррью не пытался уйти, хотя Феррис ждал этого и был готов к конфликту.
С наступлением темноты Беррью, казалось, преодолел свою обиду. Он помог приготовить ужин.
За едой он был почти весел, но его лихорадочные шуточки не совсем нравились Феррису. По безмолвному соглашению, никто из троих не заговаривал о том, что занимало их мысли.
– Идите спать, – сказал Феррис Лиз, когда Беррью удалился. – За последнее время вы столько недосыпали, что ходите теперь полусонной. Я покараулю его.
Пройдя к себе в комнату, Феррис обнаружил, что дремота напала и на него. Он опустился в кресло, борясь со сном, от которого тяжелели веки. Затем он внезапно понял.
– Снотворное! – воскликнул он и обнаружил, что голос его прозвучал чуть громче шепота. – Что-то было подмешано в ужин!
– Да, – раздалось в ответ. – Да, Феррис.
В комнату вошел Беррью. В слипающихся глазах Ферриса он расплывался до гигантских размеров. Он подошел вплотную, и Феррис увидел в его руках шприц, конец иглы которого был замазан клейкой зеленью.
– Простите, Феррис. – Беррью стал заворачивать Феррису рукав, а у того не было сил сопротивляться. – Мне очень жаль, что приходится делать это с вами и с Лиз, но вы были препятствием. Это единственный способ, которым я могу помешать вам притаскивать меня сюда.
Феррис ощутил укол иглы. Больше он ничего не чувствовал.
4. Невероятный мир
Феррис проснулся и несколько секунд думал о том, что его так изумляет, затем все понял.
Это был дневной свет. Он загорался и гас каждые несколько минут. В спальне повисала ночная тьма, потом внезапно вспыхивал рассвет, очень недолго сиял день и снова наступала ночь.
День приходил и уходил, пока он оцепенело наблюдал, как медленно, неизменно бьется гигантская пульсация – систола и диастола света и тьмы.
Дни укоротились до минут? Как это может быть? И затем, окончательно проснувшись, он вспомнил.
– ХУНЕТИ! Он ввел хлорофилловую вытяжку мне в кровь!
Да, теперь он был хунети, живущий в сто раз медленнее нормального темпе. Он прожил уже несколько суток!
Феррис поднялся на ноги, вставая, он столкнул с подлокотника свою трубку. Она не упала. Она внезапно исчезла и в следующее мгновение уже лежала на полу.
– Она упала, но так быстро, что я не заметил падения.
Феррис почувствовал головокружение от столкновения со сверхъестественным, и обнаружил, что весь трясется.
Он попытался взять себя в руки. Это не колдовство. Это тайная и дьявольская наука, но не нечто необъяснимое.
Сам он чувствовал себя, как обычно, лишь окружающее, особенно быстрая смена дня и ночи, говорило ему, что он изменился.
Он услышал вскрик и заковылял в гостиную. Лиз бежала ему навстречу. Она была в куртке и штанах, явно решив, что брат ее снова ушел. На ее лице был написан страх.
– Что происходит? – закричала она. – Свет...
Феррис взял ее за плечи.
– Не стоит нервничать, Лиз. Случилось то, что мы стали хунети.
Это сделал ваш брат – подсыпал в ужин снотворного, а затем ввел нам соединение хлорофилла.
– Но зачем?
– Разве вы не понимаете? Он сам стал хунети, уйдя в лес. Мы могли бы легко вернуть его обратно, если бы оставались нормальными. Тогда, чтобы предотвратить это, он изменил также и нас.
Феррис прошел в комнату Беррью. Как он и ожидал, француза там не было.
– Я пойду за ним. Надо вернуть его назад, может, у него есть противоядие от этой гадости. Подождите меня здесь. Лиз ухватила его за руку.
– Нет! Я сойду с ума, если останусь одна!
Она была на грани истерики. Феррис не удивился. Одна только быстрая смена дней и ночей могла выбить из колеи любого.
– Хорошо, но подождите, я кое-что возьму.
Он вернулся в комнату Беррью и взял большое мачете, которое заметил раньше в углу, затем увидел кое-что еще, блестевшее в пульсирующем свете на лабораторном столе ботаника.
Феррис сунул находку в карман. Если нельзя будет вернуть Беррью силой, то, угрожая этой штукой, можно будет подействовать на него. Они с Лиз торопливо вышли на веранду, спустились по ступенькам и остановились в испуге.
Огромный лес перед ними теперь стал кошмарным видением. Он волновался и кипел неземной жизнью – огромные ветви царапали и хлестали друг друга, словно сражались за свет, лианы с невероятной быстротой вползали на них под шелестящие голоса растительной жизни.
Лиз отпрянула назад.
– Лес живой!
– Точно такой же, как и всегда, – успокоил ее Феррис. – Это мы изменились – живем теперь так медленно, что растения кажутся нам живущими быстрее.
– И Андре ушел туда! – Лиз содрогнулась, затем решимость вернулась на ее бледное лицо. – Но я не боюсь.
Они пошли к плато гигантских деревьев. Их окружала ужасная нереальность этого невероятного мира.
Феррис не чувствовал в себе никаких изменений, не было никакого ощущения замедленности. Его движения и восприятие были нормальными, просто окружающая растительность приобрела дикую подвижность, не уступающую по быстроте животной жизни.
Трава вырастала прямо под ногами, пуская к свету крошечные зеленые стрелы.
