- Археоптерикс, - представил Уолтон монстра.
Оуэн вздрогнул: археоптерикс - первая известная науке птица; существо из эпохи рептилий! Пока молодой врач таращился на создание, оно снова перевоплотилось, обернувшись истинным пресмыкающимся - кожистой тварью, что рвалась из державших ее оков. Затем стремительно промелькнуло бессчетное множество едва различимых рептильных образов, а за ними - череда осклизлых морских обитателей. И вдруг изменения прекратились - лишь кучка мерзкой тягучей субстанции покоилась на полу.
- Протоплазменная морская слизь, - объяснил Уолтон, - изначальная и наипростейшая основа жизни.
Оуэн обнаружил, что у него дрожат руки. Доктор щелкнул выключателем на ящике, и молодой человек спросил:
- Боже правый, Уолтон, и ты можешь сотворить подобное с любым существом? - Трясущийся палец Оуэна указал на слизкую груду.
- С легкостью, - ответил биолог. - И как только испытаю ускоряющее излучение в крупных масштабах, сразу же опробую его на человеке - на добровольце, разумеется... Попытаюсь забросить подопытного как можно дальше в будущее, чтобы его умственные и физические возможности существенно возросли, - но не стану переносить его слишком уж далеко.
- В крупных масштабах... - повторил Оуэн, - И как ты это провернешь? Если ты распространишь ускоряющее излучение на большой территории, то какие-нибудь люди могут угодить под его воздействие и перемениться. Кто знает, что тогда произойдет?
Уолтон отмахнулся от возражений.
- Я уже думал об этом, Оуэн. И поэтому мы намерены работать в совершенно безопасном месте - на острове. На маленьком островке в Вест-Индии, расположенном в нескольких сотнях миль от Кубы, который я заполучил по смехотворно низкой цене; сейчас на нем нет ни души. Итак, вот какой у меня план. Я сооружу более мощный излучатель, способный захватить в поле своего действия весь остров, а затем раздобуду множество различных животных и выпущу их там на волю. Улавливаешь мысль? Всякая живая тварь на острове попадет под воздействие ускорительного излучения и, следовательно, совершит скачек в развитии. Мы увидим сотни, тысячи лет эволюции, сжатые до нескольких недель или месяцев. Я и Бриллинг, естественно, обезопасим себя, надев защитные накладки; остальные же существа подвергнутся изменениям. И тогда можно будет вести учет превращений, которые станет претерпевать каждый вид, - фотографировать, записывать и так далее. Все давным-давно распланировано, Оуэн. Некоторое время назад мы с Бриллингом отправили наше оборудование в кубинский порт, а через неделю отчаливаем и сами.
- Не нравится мне это, - произнес Оуэн. - От всего этого замысла веет чем-то жутким. Ты знаешь: я не суеверен, но подобный план... Ты ведь нарушаешь фундаментальные законы природы, Уолтон, а всякий, кто когда-либо покушался на подобное, терпел крах.
Лицо Уолтона хранило мечтательное, рассеянное выражение.
- Нет, Оуэн. Во все времена любое научное свершение объявляли вмешательством в естественный порядок вещей. И наше открытие - если удастся довести задуманное до конца - может стать величайшим даром человечеству за всю его историю. Если эксперименты на острове увенчаются успехом, мы перейдем к испытаниям на людях. Только представь, Оуэн: тысячи, миллионы лет развития пролетят в мгновение ока. Если только у нас получиться...
Оуэн не ответил, и на трех мужчин опустилась тишина. Покидая лабораторию, молодой человек оглянулся и бросил взгляд на холмик слизи, блестевший на полу. Врача терзали смутные опасения и не отпускало гнетущее предчувствие беды.
Спустя неделю мучительный страх снова выпустил когти, когда Оуэн наблюдал за ржавым пароходом, который, вспарывая гудками утреннюю тишину, выходил из нью-йоркской гавани, увозя на своем борту Бриллинга и Уолтона, - по договору, двух ученых должны были доставить в кубинский порт, где их уже дожидалось оборудование. Оуэн взглядом проводил растворявшееся в туманной дымке судно, а затем не спеша побрел прочь от пристани.
И лишь тогда молодому человеку вдруг пришло в голову, что у него нет никакой возможности поддерживать с Уолтоном связь - разве что отправиться на сам остров. Исход опасной затеи не будет давать Оуэну покоя вплоть до возвращения Уолтона. До возвращения Уолтона! Однако вернется ли он когда-нибудь?
Вернется ли?
3
Уолтон вернулся. Он объявился через год, одной бурной майской ночью, когда ветер и дождь бичевали пустынные улицы потоками холодной воды. Оуэн, коротавший в своих апартаментах время за скучным романом, внезапно услышал стук. Когда он распахнул дверь, внутрь ввалилась растрепанная личность, в которой врач тут же признал своего друга. Целый год от Уолтона не было никаких известий, и теперь, пододвигая кресло к насквозь мокрому, еле стоявшему на ногах человеку, Оуэн с трудом сдерживал рвавшееся наружу любопытство.
Плюхнувшись в кресло, ученый слепо уставился в стену и, казалось, не слышит градом посыпавшихся на него вопросов. Оуэн заметил, что доктор сильно постарел; лицо его похудело и осунулось, а в глазах засело глубочайшее потрясение. Вдруг Уолтон оживился, уловив какое-то слово, проскочившее в речи хозяина квартиры.
- Остров, - повторил биолог услышанное. - Да, я прибыл оттуда, Оуэн.
- А Бриллинг? - спросил молодой человек.
- Он... жив, - последовал неуверенный ответ.
Пораженный теми разительными переменами, что произошли с его другом, Оуэн погрузился в молчание. Несколько минут доктор безучастно смотрел прямо перед собой, а затем вроде бы взял себя в руки и начал сознавать, где находиться. Повернувшись к Оуэну, он медленно, словно отвечая урок, произнес:
- Я должен вернуться.
- Имеешь ввиду, назад на остров? - спросил молодой человек, и Уолтон кивнул.
- Я должен вернуться, - снова сказал ученый, - и как можно скорее. Я пришел к тебе... ты должен узнать... - Он снова умолк, и Оуэн не тревожил друга, терпеливо ожидая продолжения.
Превозмогая себя биолог стал рассказывать дальше:
- Остров... Мы отправились туда - Бриллинг и я. Всего год назад, Оуэн. Всего лишь год назад! - Казалось, эта мысль не дает Уолтону покоя. - Вот, значит, отплыли мы с
