Сичел — главный повар, Ренато пятнадцать лет бродил по северо-западу континента в поисках пациентов для госпиталя, а теперь охраняет южный забор. Хамза — доктор, один из немногих с медицинским образованием, закончил университет Варситтарта в Джаспере. Заведение, насколько известно Кридмуру, довольно престижное.
Спускаясь вниз, он остановился у дверей палаты на втором этаже:
— Я кое-что придумал.
На кровати у окна лежал одноногий юноша. Правая сторона его лица была ослепительно красива, а левая оплыла, как мороженое. Единственным оставшимся глазом он буравил трубу на крыше — так, словно хотел, чтобы она лопнула от его взгляда.
Кридмур прислонился к окну:
— Эй, Малыш!
— Пошел ты...
Все в госпитале звали его Малыш, так было записано в книге учета, и никто не знал, было ли у него другое имя, — откликался он только на Малыша. Он вообще редко на что-либо откликался. Прибыл он с последней группой пациентов, через три дня после Кридмура. Малыш был чем-то жутко недоволен — видимо, полученными увечьями. Вставал с постели редко, а встав, принимался ковылять по коридорам, кричать, огрызаться и угрожать медсестрам. Всем казалось, что он вот-вот натворит нечто такое, отчего Дух уничтожит его раз и навсегда, и будет ему поделом.
— Эй, Малыш. В карты играешь?
— Как тебя звать, придурок? Какль, так ведь?
— Кокль. Но лучше зови меня Джон. Так играешь в карты или нет?
— А какой в этом толк?
— А какой вообще в жизни толк?
Малыш повернул голову и уставился на Кридмура.
Кридмур пожал плечами:
— Можно было бы распотрошить карманы местных придурков. Но если ты занят...
— Зачем, Кридмур?
— Он мне нравится. Напоминает меня в его годы.
— Он увечный. Бесполезный. Мы его не примем.
— Не бесполезный. Вовсе нет. Мы просто еще не знаем, когда он нам пригодится.
Играли они в пустой операционной в подвале восточного крыла. Вечером там было прохладно. На влажных стенах быстро появлялась плесень, которую приходилось отскабливать. Сичел принес из кухни виски. Они сидели на жестких деревянных стульях, расставленных вокруг операционного стола
— Из Клоана дурные вести, — сказал Сичел.
— Трагедия, — кивнул Кридмур. — По мне, виновата Линия. Немотивированная агрессия. Но не будем менять тему. Сичел, друг мой, что у тебя?
Сичел нахмурился, словно подмигнул пустой, скрытой шрамом глазницей. Он швырнул карты на стол. Одни Локомотивы — карты скверные.
— Будь проклят тот день, когда ты сюда явился, Кокль.
— Не кипятись. Это гостеприимный дом. Дух прощает всех, даже тех, кому везет в картах.
Кридмур напомнил себе, что сейчас ему лучше проигрывать. Когда соперники думали, что выигрывают, они становились разговорчивыми.
— Так и есть, — согласился Ренато, раздавая карты, — он все прощает.
Серьезный, как всегда, Ренато глотал слова — у него была раздроблена челюсть, и он прикрывал ее красным платком. Карты ему выпали хорошие, подумал Кридмур, в основном Стволы.
— Да, это верно, — сказал Сичел.
— Вздор, — сказал Малыш, сидевший в одиночестве на дальнем конце стола.
— Ну, ну, — покачал головой Ренато. — Ему нужно просто дать время. Ляг, расслабься, позволь Духу делать свое дело, и...
— Не нужно мне ничего прощать. Пусть прощения просят те уроды, которые все это со мной сотворили. А я их прощать не хочу. И сидеть здесь и гнить, как последний трус, тоже не собираюсь. Я собираюсь...
— Вот доиграешься и помрешь где-нибудь, — сказал Сичел.
— И что?
— Ты ведь солдатом был, так? Значит, тебе есть за что просить прощения. Не важно, на чьей ты воевал стороне. Дай я тебе одну историю расскажу. Двадцать лет назад... — начал Ренато.
Дальше Кридмур уже не слушал. Двадцать лет назад Ренато сражался на стороне богатого южного барона-выродка, присягнувшего в верности Стволам. Теперь его земли и, что главное, нефтяные скважины принадлежали Линии. Ренато был ходячей энциклопедией баек и притч о войне. Каждую из них венчала мораль о прощении, исцелении и, что важнее всего, о важности обращения к Духу, способному переложить ношу с плеч человека на свои метафизические плечи и унести ее прочь...
Кридмур обратил на себя внимание Малыша и закатил глаза.
Сичел начал свой собственный рассказ, что-то о женщине, которая последовала за армией и погибла в битве при Габбард-Хилле.
Доктор Хамза прервал его признанием в том, что в бытность студентом в Джаспере он любил заложить за воротник. Старых вояк его рассказ не впечатлил, но возмущаться они не стали.
Чтоб не терять сноровки, Кридмур ввернул пару небылиц о собственных солдатских подвигах. Притворился, что раскаивается в неких неназванных и несуществующих грехах, которые совершил в битвах у пролива Печин и Мельницы Хуки. Ренато и Сичел слушали с серьезными лицами.
Попечитель Дома Скорби принадлежал к Улыбчивым. Он горячо верил в пользу доверительных откровенных бесед и исповеди, и, хотя от персонала госпиталя не требовалось разделять его воззрения, они перенимали его привычки. Иногда весь дом напоминал собрание какого-то общества. Кругом все только и делали, что разговаривали друг с другом. «Меня зовут Джон Кридмур, и я хочу сознаться в своих преступлениях. Надеюсь, на этой неделе вы никуда не собираетесь...»
Он пригласил сюда Малыша в надежде, что остальные захотят поучать его. Так оно и вышло, но разговор затягивался, а у Кридмура была назначена встреча с симпатичной медсестрой.
— Иногда я все еще вижу их лица. Но Дух забрал у меня эту боль, так же, как забрал боль от потерянной руки, и теперь... — продолжил Сичел.
— Вранье, — прервал его Кридмур, надеясь перевести разговор на интересовавшую его тему, а интересовал его только Дух.
— Малыш, я не понимаю, о чем говорят эти люди. Я человек простой. Мой опыт подсказывает мне, что только время лечит раны. Со временем все можно забыть. Если же это не работает, попробуй выпивку, — сказал он.
Ренато терпеливо покачал головой:
— Если ты ищешь исцеления, Кокль, ты найдешь его здесь.
— Слыхал о Безымянном Городе?
— Еще бы, Кокль. О нем бродяги рассказывают. Да и старые солдаты тоже.
— Там с неба льет виски, женщины доступны, и работать никому не нужно, и агнец, и лев, и даже старый агент Стволов могут обрести покой.
Он взял со стола карту. Локомотивы. Для него бесполезна. Безымянный Город! Он не вспоминал о нем уже много лет!
— Так я к чему — по-моему, это все тоже брехня. Нет такого города. Поверить в него можно только от отчаяния.
Разве это не правда?
Но Ренато стоял на своем.
— Ты просто Духа не видел! Он существует!
— Я видел, как он ударил по тому летуну в небе. Я видел, что он охраняет наши ворота. Я признаю,
