– Еще бы, – ответил Крот с легким сарказмом. – И поняли, что нас там встретят.
– Совершенно верно! – Доцент довольно рассмеялся. – Я лично там выставил блокпост. И шефу доложил. Все как положено!.. А сам – к вам, обходными путями.
И он рассказал, что в тоннеле, идущем от здания ЖЭУ, есть один почти незаметный лаз, о котором не знает никто, кроме него, Доцента. Это коммуникация, когда-то обслуживавшая теплосеть, – утлое пространство, где перемещаться можно лишь в скрюченном состоянии или по-пластунски. Тем не менее она есть. И должна сыграть главную роль.
– Нам остается лишь спуститься в этот лаз, – сказал Доцент, откашливаясь. – И они нас отродясь не найдут! И думаю, тянуть не стоит: дело к рассвету.
Что верно, то верно – ночная тьма в окне уже, собственно, не была тьмой. Она стала заметно жиже, контуры зданий размыто, но различались в сумерках.
Я перехватил взгляд Франта. Он смотрел остро и как будто чуть насмешливо. А поймав мой взор, подмигнул и едва заметно кивнул на рассказчика.
«Та-ак…» – подумал я, отлично поняв этот взгляд. Значит, говоришь, своя игра, господин Доцент?.. Ну, у нас сейчас тоже будет своя игра.
А вслух сказал, переходя на «ты»:
– Хорошо. Допустим, все так. Но скажи, какой нам от тебя толк? Ты знаешь, где находится бункер. Мы тоже знаем. И дойдем туда сами. Без тебя. Так?
– Нет! – победно рассмеялся он. – Не так!
И четко разложил все по полочкам.
Прежде всего, без него нам отсюда не выбраться – уже пудовый аргумент. Потом: одна голова хорошо, две лучше, а много – еще лучше. Не всегда, правда, тут же оговорился он, но не будем о грустном. Примерно знать, где находится бункер – полдела, надо ведь его обнаружить, вход в него найти, проникнуть внутрь! И вот тут-то еще один острый ум будет как нельзя кстати. Так?
Последним словом он меня слегка поддел. Мне даже показалось, что он подмигнул ехидно левым глазом. Но не знаю. Может, так сыграли пламя и тени.
В общем, примерно подобного я и ожидал. Усмехнулся, кивнул:
– Так. Все верно.
Стало еще светлее. Дома за окном уже вполне различались, да и в комнате рассвет давал уже больше обзора, чем печка.
Мы с Франтом вновь переглянулись. Ну – вот он, момент истины.
* * *Опытнейший боец, Сан Саныч все понял и сделал как надо.
Выхватив пистолет, он шагнул к Доценту, сидевшему близ печной дверцы.
Еще миг – и ученый муж увидел смертоносное отверстие ствола у самых своих окуляров.
– Э-э… – выпучив глаза, испуганно проблеял он. – Это что?..
– Это то, – ласково произнес Франт, – что для таких разводок вы с Кондратом вашим ищите каких-нибудь лохов, понял? А нас на этот крючок не наденешь. Усвоил?
Выпученные глаза Доцента, казалось, соприкасаются со стеклами очков изнутри.
– Да вы что? Ребята… – шепотом выдавил он.
– Волк тамбовский тебе ребенок, – любезно ответствовал я. – Вставай, пошли.
Он сидел как приклеенный, не веря, должно быть, глазам и ушам, и я, сопоставив силу и расстояние, жестко пнул его в левую ногу.
Увесистая берца врезала по голени – не опасно, но дьявольски болезненно. Политолог дернулся, как эпилептик.
– Уй-й!.. – по-бабьи взвизгнул он, хватаясь за ушиб.
– Урок жизни, – сказал я равнодушно. – Нечего нас за простофиль держать. Ну, идем к шефу твоему, потолкуем об искусстве разведки и контрразведки.
Тут происходящее стало доходить до прочих.
– А-а-га-га!.. – загоготал Бандерас. – Значит, проверить вздумали: поведемся мы на легенду или нет? Дураки!
– Ну почему, – спокойно возразил я. – Придумано неглупо. Может, кто-то и повелся бы. Но мы ведь не пальцем деланные…
– Да подождите! – фальцетом воззвал Доцент, морщась и потирая голень. Глаза его метались, перебегая то на меня, то на Франта. – Вы что, подумали, что это провокация?..
– Точно так и подумали, – заверил я. – И все, хватит болтать. Бандерас, Жмых! Берите его под белы руки, и пошли к Кондрату. Потолкуем по-дружески. Я понимаю, проверка, все такое… Законно! Вот и поговорим.
Жмых с Бандерасом оба парни здоровые, Доцент мотыльком затрепыхался в их лапах.
– По… постойте, да постойте же! Ре… ребята! Да я правду… – в ужасе лепетал наш пленник. – Да они же меня убьют! Да я вам говорю… Да черт возьми, да поверьте же! Я правду… правду я говорю!..
Все это он проорал взахлеб, брызгая слюной, смешно и тщетно растопыривая ноги, стремясь зацепиться подошвами башмаков за ободранный линолеум.
Франт сумрачно усмехнулся, наблюдая эту картину, и вновь я раскусил его усмешку. Мы с ним вообще научились понимать друг друга без слов.
Доцент не врет – это я тоже понял. Проверка удалась. Момент истины – пожалуйста, вот он, на тарелочке с голубой каемочкой.
– Бандерас, Жмых, – скомандовал я, – отставить! – И позволил себе пошутить: – Вернуть объект на место.
Вряд ли «объект» сейчас мог оценить мое остроумие. Он тяжело плюхнулся на табурет, прерывисто дыша, глаза дико блуждали.
– Что скажешь, – я заговорил с Франтом явно, без переглядок украдкой, – похоже, не врет?
– Похоже на то, – откликнулся он.
Доцент все еще был в шоке, делал горлом судорожные глотательные движения, и я чувствовал, что сейчас могу из него веревки вить. Но не дано мне было это увлекательное занятие – раздался выкрик часового:
– Тревога!
* * *О караульной службе мы, естественно, не забывали. Сейчас на посту стоял Ирокез – он забрался на крышу здания, заявив, что оттуда обзор лучше.
И вот:
– Тревога! – прогремев чердачной лестницей, Ирокез влетел в комнату.
– Что там?
– Пошла движуха. Окружают. Крупными силами.
Ирокез всегда говорил отрывисто, короткими фразами, не более трех слов в каждой.
– Вот! – Доцент очнулся. – Вот, я же говорил!.. Поняли, что я здесь. Вот черти… Ну, это Марсель, его работа!
Я плохо слышал его, метнувшись к окошку. Вид отсюда был неважный, но все же я заметил, как группа вооруженных людей спешит занять позицию близ
