- Ничего, пока у меня пересидишь. Грозы коротки, - сказал Одинцов, помогая ему снять влажный пиджак.
Через пять минут за стенами дома бушевала водно - ветреная стихия.
Острые стальные стрелы прорезали небо, били в землю, освещая внезапными высверками потемневший город. Трещали и гнулись деревья.
Якушев рассказывал за чашкой чая то, что ему удалось узнать об иллюзионисте Монтадо.
- Вот афиша. Смотри: НЕОБЫКНОВЕННЫЙ КОНЦЕРТ АРТИСТОВ МАГА МОНТАДО. ЛЬВЫ, ИГРАЮЩИЕ НА ФЛЕЙТАХ; ЗАЙЦЫ – БАРАБАНЩИКИ… Какое волшебство!
- Петр, я вот думаю – волшебство ли это? Разве так бывает в наш просвещенный век? – сказал Одинцов.
Якушев ухмыльнулся.
- Еще и как бывает! Как там у Шекспира? «Есть много в небесах и на земле такого, что нашей мудрости, Гораций, и не снилось».
Савелий замыслился на мгновение.
- Ну да, как в оккультных романах… Сии книженции мне доводилось листать. Чего там только нет – маги, вселенская борьба божественных и сатанинских сил, реинкарнация…
Якушев поднял брови:
- А почему нет? Ведь идея всех последователей госпожи Блаватской - взаимозависимость скрытых сил в человеке и космосе, тайны первородной материи... Почему ты не видишь здесь связи?
Помолчав, Одинцов сказал прямо:
- Ты, думаешь, что если обратиться к этому Монтадо, то он сможет превратить нашего Карлушу в человека?
- А почему бы не попробовать? Я знал, что такой вопрос возникнет, - сказал Якушев. – И посему, кое-что еще припас для тебя.
- Что это?
Одинцов увидел, как Якушев достает что-то из кармана пиджака, висевшего на спинке стула. Это была подмокшая вырезка из газеты.
Якушев, отодвинув стакан, осторожно расправил листок на столе.
- Смотри, - он легонько ударил пальцем по листку. - Рассказ одной женщины. Достаточно знатной. Она родом из Сербии, какая-то местная графиня. Сын у нее тяжело заболел. И она, испробовав все лекарства, призвала на помощь этого Монтадо. Тот отнекивался, но она ему хорошо заплатила, он приехал и помог. Но как? Спасти умирающего он уже не смог. Тогда душу ее сына он переселил в тельце маленького скворца, совсем птенца! А далее, прошло пару месяцев, и скворец начал проявлять все способности человеческого разума. Даже слова из отдельных букв складывать научился!
- Быть может это «газетная утка»!
Якушев развел руками.
- Ну, тебе не угодишь! Во всяком случае можно проверить…
Одинцов отставил в сторону чашку, подошел к клетке, взял вороненка на руки. Тот сидел смирно, склонив голову, перебирая лапками намотанную на руке Одинцова кожу, чтобы устроиться поудобнее, затем вспорхнул к столу, ступил пару шажков к печенью, осмотрелся, наклоняя голову, то в одну сторону, то в другую, и клюнул.
- Какой умница! - сказал Якушев.
Одинцов посмотрел на него. В глазах горел интерес.
- А что, действительно, давай попробуем.
Якушев вздохнул.
- Наконец-то…
-Только вот что… Этот Монтадо потребует немалую плату за свою работу…
- Эту проблему попытаемся решить, - сказал Якушев. – Я вот что подумал. Недавно я пользовал одну старую барыню. Меня к ней привезли как врача. Она живет в заглохшем, запущенном доме, совершенно одна. У барыньки лишь глуховатый слуга, да придурочная кухарка есть. Вокруг нее народ давно уже вымер. Заброшенные, пустые, полуразвалившиеся дома… Да и сама барынька скоро душу богу отдаст. Когда она расплатиться со мной хотела, то шкатулку открывала. А там у нее ценный перстень лежит…
***
Остожский высокоствольный лес дышал мерно и тихо, словно спящий зверь. Он вливался в окружающий его космос своей зеленой массой, соединяясь с серебром звезд и темным бархатом неба. Что-то шептали кустарники, вытягивались на ножках и снимали шляпки грибы, стелился и серебрился мох, тревожили ветви и кустарники ночные обитатели леса.
Человек здесь ступал осторожными шагами, нес перед собою фонарь, и казался существом чужеродным в эту ночную пору. Человек думал, что лес спал. На самом деле лес лишь притаился и стал жить другой жизнью. Но человеческие шаги по лесу, хруст веток, жесткость передвижения – все это подмечалось бдительным, хотя и сонным, притаившимся лесом.
Странник был не один. Пробиралось по лесу трое. Они пытались в этой мгле, среди сияния луны и блеска звезд, среди полета светящихся ночных насекомых, обнаружить одну важную тропу.
В конце концов яичный свет фонарей привел путешественников на необходимую тропку, а та – к разбитой дороге, которая вела, минуя колодец, к давно брошенному, но еще живому поселению среди густоты леса. Оно состояло из двухэтажной усадьбы, пристроек, маленькой церквушки и покосившихся изб.
Один из людей – длинный и высокий (а им был Свирипа), среагировав на лай, вынул кости и моченый хлеб, и стал щедро кормить бегавших вокруг псов.
Двое других почти тут же сразу исчезли, растворившись в кустах бузины. Они бежали вокруг дома, мягко ступая, стараясь найти необходимое окошко и тайный ход.
Когда Одинцов и Якушев нашли заветное окно, то достали платки и скрыли под ними лица.
В последний момент оглянулись. Их заметил разве что ветер, зашелестевший кудрявыми верхушками таинственных ночных кустов. Одинцову казалось, что кусты живы, и под ними прячется целая группа людей в полицейской форме, готовых задержать злоумышленников.
Но ветер пошумел и утих, луна облизнулась и подмигнула, ночная птица по-дружески крякнула, но не напугала... И тогда Якушев стал освещать впереди себя бледным светом фонаря, а Одинцов стал дергать раму, щелкая в ней, вынимая гвозди. Наконец открываемое окно запело и дрогнуло, вдруг как-то громко щелкнуло, и кусок стекла выпал в низкую темную, серебристую от света фонаря, траву. Пришельцы тут же замерли, притаившись под окном, но тишина, нарушаемая лишь бродягой – ветром да тополиным шумом, казалась полной. И, выждав необходимую минуту, злоумышленники стали осторожно вынимать темные куски стекла. Якушев, порезавшись о стекло, тут же засосал рану, словно медведь лапу. Но, когда Одинцов, изорвав свой платок, перевязал ему палец, Якушев первый полез в темное нутро тихой комнаты…
Они шли по извилистому коридору, крадучись, поскрипывая половицами. На них взирали с высоты, мечтательно и грозно, дамы в кринолинах, мужчины во фраках. Сердца пришедших сливались с биением тяжелых часов с маятником, которые, тут же отбили второй час ночи, словно отсалютовав гостям.
В комнате, в которую они вошли, большую часть пространства занимали пузатые шкафы и огромный стол-бюро, вероятно сделанный из дуба.
Якушев указал на нижний правый ящик стола. Одинцов подергал его – ящик оказался запертым. Все попытки открыть его не увенчались успехом.
Якушев, чертыхнувшись, взялся за ящичек сам. Он осторожно стал поддевать его. Они уже собирались совершить взлом, как скрип отворяемой двери, яркий свет озарившего комнату подсвечника на три свечи, заставили их испытать ужас. Душа сразу вбежала в пятки, а старческий голос был подобен грому:
- Господа, кажется вы хотите открыть
