А я обозвала его мерзавцем.
Бросив осторожный взгляд в сторону, увидела необычайно серьезного босса. Он сжимал мою руку крепко и надежно, но мысленно был где-то далеко. Знать бы, о чем он думает и куда ведет. Впрочем, все равно.
Сейчас в его компании было хорошо. Да, именно так. Спокойно и хорошо. Безопасно. Но обманываться не стоит – это ощущение временное. Очень скоро в глазах хищника проснется голод, и тогда… Я не хочу думать, что будет тогда… Нет. Есть только настоящее, в котором мы уходим прочь от пережитого кошмара.
Еще раз громко вздохнув, вдруг сбилась с шага, пронзенная простой мыслью – Томас Матисон спас меня от смерти. Ворвался в мою квартиру, накинулся на вооруженного Бланка и увел меня из разгромленного жилища. Никогда бы не подумала, что он из тех, кто может защитить от нападения бандита. Богатый и привередливый, наглый и напористый, жесткий и властный… Сильный и смелый. Он зачем-то пришел в мой дом и, поняв ужас происходящего, бросился на выручку.
– Алисия? – голос Томаса заставил вздрогнуть. – Как ты?
– Лучше. – Я не осмелилась посмотреть на него, отвела взгляд и попыталась забрать свою руку, чувствуя, как слезы вновь наворачиваются на глаза.
– Я отвезу тебя к себе, – проговорил Матисон, делая шаг ко мне и заставляя посмотреть ему в лицо. – Не плачь.
Ну что за мучение? Кто вообще придумал эту фразу? Неужели непонятно, что она действует совершенно наоборот! Я мотнула головой, изо всех сил сдерживая жалость к самой себе. Дернулась, пытаясь отвернуться, отгородиться от его проницательного взгляда. Не вышло. Хуже того, Томас прижал к себе и, погладив по голове, шепнул в макушку:
– Тихо, тихо. Все будет хорошо. Я здесь и больше не позволю тебя обидеть, слышишь?
Силилась ответить, сказать, чтобы отпустил, оставил в покое, но не смогла. Поток новых слез и спазмов душил, заставляя лишь рвано дышать и некрасиво шмыгать носом. Так и стояла какое-то время, греясь о его горячее тело и цепляясь руками за безупречно белую рубашку.
Как только истерика немного утихла, Матисон открыл передо мной дверь авто и помог сесть, напряженно вглядываясь в мое распухшее от слез лицо. А я отвернулась, вдруг представив, насколько безобразно выгляжу. Надо же, даже в такую минуту женская гордость никуда не делась…
Томас что-то говорил, когда машина тронулась с места, спрашивал о чем-то. Кажется, даже уговаривал как маленькую. Не бояться, верить…
А я сидела и чувствовала, как вся тяжесть мира опускается на мои плечи, вдавливая в кожаные сиденья кадиллака; как крик пьяного соседа закладывает уши; снова видела, как блестит в опасной близости нож…
Тряхнув головой, открыла глаза и поняла, что дорога прошла мимо моего сознания. Бронкс остался далеко позади, и мы преодолели большую часть пути к дому Матисона. Теперь он молчал и даже не смотрел в мою сторону. Думал о чем-то своем, должно быть.
Говорят, всем дается ровно столько испытаний, сколько они способны выдержать. Врут. Мои силы были исчерпаны уже давно. Должно быть, в тот период, когда деньги на лечение кончились, а состояние Шин все ухудшалось. Тогда милая улыбчивая Алисия пропала окончательно, и появилась угрюмая серая мышь.
Не помню, когда в последний раз искренне смеялась, когда делала что-то для собственной прихоти. У меня появилась цель, и я шла к ней, забыв обо всем на свете.
Шла, пока пьяница Бланка не вломился в мой маленький мир, размахивая ножом. Это одновременно напугало и разбудило. Я вдруг поняла, как отчаянно хочу жить. Сколько бы раз не выла от безысходности и отчаяния, подумывая о том, что проще умереть, чем вот так… но стоило смерти постучать в двери, как я осознала всем своим существом: не желаю! И поэтому не сдамся, буду бороться до конца.
И не только ради моей Шин, но и ради себя. Как бы эгоистично это не звучало. Почему я стала так редко готовить? Почему перестала радоваться простым мелочам? Отчего стала жить так, будто уже умерла?
– Алисия, не спишь? – голос Томаса ворвался в мои мысли. Он заглушил двигатель и повернулся ко мне, щурясь в сумраке салона.
– Нет, – ответила и, наконец осмелев, встретилась с ним взглядом.
Так странно, но Матисон выглядел другим. Словно его подменили. Нет, не мягким и нежным. Скорее, странным. Пугающе странным и задумчивым. Кивнув то ли мне, то ли собственным мыслям, он покинул авто и тут же появился у моей двери.
– Выходи, – произнес, протягивая мне руку.
Очень хотелось отказаться, но куда мне идти?
– Алисия, выходи, – повторил Матисон, на этот раз убрав руку и отступив от машины. Он не давил на меня, не приказывал, как делал это раньше.
Я не знала, что делать и говорить. Состояние аффекта прошло, а пришедшая следом слабость убивала желание объясняться с шефом или искать оправдания его поведению. А еще мне казалось, что стоит переступить порог его дома, и все начнется сначала: контракт подписан, аванс уплачен…
Выскользнув из кадиллака, взглянула на Томаса, напряженно ожидая чего угодно.
– Идем, – он отмер первым и пошел вперед, нажав на кнопку сигнализации. – Тебе нужно поспать, а мне поработать.
И все? Он действительно просто пустит меня на ночь? Без притязаний на тело? Впрочем, какое тело? Я невесело усмехнулась, вспоминая, сколько плакала за последние несколько часов. Конечно, Матисон не позарится на такую Алисию Николс: трясущуюся и рыдающую от любого слова.
Но, стоило мне немного расслабиться и пройти в огромную гостиную, как Томас, преградив путь к выходу, уточнил:
– Набрать тебе ванну?
– Нет, – выпалила слишком поспешно. – Я не хочу.
Не хочу, чтобы он касался меня.
Матисон вскинул бровь, на миг поджал губы, но отправился на выход из комнаты, бросая через плечо:
– Дело твое, Алисия. В любом случае, я буду работать допоздна. Моя спальня или кухня – если захочешь есть – в твоем распоряжении.
И ушел, оставляя меня наедине с собственными мыслями.
Каким бы мерзавцем ни был Томас Матисон, но он спас мне жизнь и ни разу не обманул. Если бы хотел близости, то так и сказал бы. Однако, оказавшись в его спальне, я все же закрыла дверь на замок, только тогда окончательно почувствовав себя в безопасности.
Бегло осмотревшись, заметила на комоде футболку, в которую босс разрешил мне одеться утром. Сомнения терзали недолго. Все же в ней спать гораздо удобней, чем в юбке и блузке, или просто без них.
И все было бы прекрасно, если бы не одно но: забравшись на безумно удобную кровать, укутавшись в теплое мягкое одеяло и закрыв глаза, я снова и снова думала о чертовом латиносе. Мысли, одна хуже другой, подкрадывались