— Ты что-то хочешь сказать, Хайон?
Вызов в его голосе вовсе не был плодом моего воображения.
— Третий и Двенадцатый потеряли от клинков друг друга больше воинов, чем за все восстание Хоруса. Ариман уничтожил Пятнадцатый. Мало кто в состоянии вообще иметь дело с проклятым Четырнадцатым с тех пор, как они поддались богу Жизни и Смерти. Восьмой присутствует здесь по большей части в виде раздробленных групп, а Четвертый правит своими изолированными твердынями, покидая их лишь для того, чтобы торговать и совершать набеги в авангарде орд демонических машин. Про Двадцатый никто не может ничего сказать наверняка, но…
— Они здесь, — с улыбкой прервал Абаддон. — Поверь мне на слово.
— Как ты можешь все игнорировать?
Я чувствовал, что по мере того, как я перечисляю выпавшие легионам жребии, мой голос становился тверже. Мне надо было открыть Абаддону глаза на войну, от которой он отвернулся.
— Твой легион мертв, — добавил я. — Ты бросил их на смерть.
Он посмотрел на меня. Ему не требовалось уделять внимание болтеру, который он чистил. По его взгляду я понял, что не просто не смог его убедить, но еще и сказал именно то, что он ожидал услышать.
— Столь резкие слова, тизканец. Но насколько ты верен собственному роду? Как часто ты возвращаешься на тот заселенный призраками мир, где Магнус Одноглазый рыдает на вершине Башни Циклопа?
Мое молчание все сказало за меня. В его золотистых глазах вспыхнул внутренний свет, и он продолжил:
— Хайон, Войны легионов никогда не закончатся. Они — неотъемлемая часть жизни в этой Преисподней, и они никогда, никогда не закончатся. Более того, они — суровая неизбежность для тех, кто слишком горд и озлоблен, чтобы принять свершившееся поражение. Это не мои сражения. Лить кровь за рабов и территории? Я не варвар, чтобы драться за ничтожные побрякушки. Я солдат. Воин. Если легионы хотят устраивать набеги на охотничьи угодья друг друга ради объедков со стола и кражи чужих игрушек — я не стану им мешать. Я не вижу, зачем мне спасать их от ничтожества. Они предпочли сражаться и гибнуть в ничего не значащей войне.
Подал голос Телемахон. Он был единственным из нас, кто не раз сражался рядом с Абаддоном во время Великого крестового похода.
— Ты изменился, — произнес он.
Мягкий голос был под стать его безмятежной серебряной маске.
Абаддон кивнул.
— Я ходил по поверхности каждого из миров в этой тюрьме-чистилище. Это было необходимо, чтобы выяснить границы этого царства, увидеть его тайны. — Он снова поглядел на болтер и начал заново собирать вычищенное оружие. — Меня больше не интересуют старые распри и союзы. Хотим мы того или нет, но наступила новая эпоха.
Я выдохнул, хотя не сознавал, что задерживал дыхание. Последняя попытка.
— Это все, что ты можешь сказать, — что ты лучше и мудрее тех из нас, кто погряз в Войнах легионов? Абаддон, твой род практически угас.
Мой пыл лишь повеселил его.
— Послушай себя, брат. Ты все споришь и споришь, будто сам не повинен в тех же самых прегрешениях, которые бросаешь к моим ногам. Ты стоишь передо мной и осуждаешь мои решения потому, что действительно с ними не согласен, или же потому, что пришел сюда как адвокат Фалька?
Леор, стоявший поблизости, издал лающий смешок. Я чувствовал, что Телемахон улыбается под своим шлемом.
— Ты недооцениваешь серьезность ситуации, — произнес я. — Луперкалиоса больше нет, его стерли с лица земли.
— Я полностью в курсе того, что произошло у Монумента.
Несколько секунд я не находил слов.
— Я не понимаю, как ты можешь настолько спокойно к этому относиться.
— А я должен вопить от ярости, будто ребенок? — парировал Абаддон. — Ярость — это оружие, брат. Клинок, которым пользуются в бою. Вне войны она обычно затуманивает ясность суждений. С чего мне оплакивать легион, который я предпочел бросить? Я больше не один из них.
Я едва мог поверить, что слышу эти слова от бывшего Первого капитана Сынов Хоруса. Абаддон расценил мое молчание как капитуляцию и усилил нажим:
— Ответь мне, Хайон, — ты все еще легионер Тысячи Сынов? Леорвин, ты все еще Пожиратель Миров? Телемахон, имя чьего легиона кажется наибольшей профанацией — остаешься ли ты одним из Детей Императора? Император и его потерпевшие неудачу сыновья дали вашим легионам эти названия. Отзываются ли они до сих пор гордостью в сердце и душе? Вы все еще дети своих отцов, чтите их и воплощаете собой их неудачи? Вы видите их изъяны и слабости и хотите это повторить? Саргон глядел на пути будущего и говорил мне, что все вы не ограничены зовом никчемных генетических линий. Он ошибался?
Его настойчивые обвинения отрезвили нас троих. Мы вновь погрузились в молчание. Когда у тебя есть тысяча вопросов, становится непросто понять, с чего начинать. Абаддон обращал на нас мало внимания: он вытравливал на гильзах болтерных зарядов хтонийские руны.
Леор снова принялся бродить по залу, разглядывая органы, которые Абаддон хранил в разнообразных жидкостях. Глаза, сердца, легкие. Одним богам было ведомо, где он их достал. Большинство не принадлежало людям, а консервация органов Нерожденных требует особого терпения и квалификации в алхимии. По этому мемориальному залу можно было ходить целую неделю и не увидеть даже половины его чудес.
Вернувшись, Леор осушил еще одну колбу с мерзким варевом хозяина. Его темное лицо расплылось в улыбке:
— Я не адепт черной магии, но все же — ты включил колдовство в список того, чему научился?
Абаддон вновь развернулся и оглядел нас. Шейные сервоприводы его доспеха издали тихое рычание.
— Брат, я привык к одиночеству, так что могу лишь извиниться, если упускаю какие-то особенности твоего чувства юмора. Что ты имеешь в виду?
— Он имеет в виду гипновопль, — произнес я. — Где твой астропат?
— А-а-а. У меня нет астропата. Есть мозги трех астропатов, которые плавают в суспензорной жидкости и подключены к психорезонантным кристаллам, растущим по всему кораблю. Ты по ним бил несколько минут назад, Леорвин.
Он указал на коллекцию органов и разбитых кристаллов, хранившуюся в прозрачном цилиндре с тошнотворной серой жидкостью.
— Это маяк, которым я пользуюсь, чтобы отыскивать дорогу назад, возвращаясь из странствий. Один мозг принадлежал эльдарской жрице. Она неплохо сражалась, скажу я вам. Впрочем, обслуживанием устройства жизнеобеспечения занимается Саргон. Я так и не достиг достаточного мастерства, чтобы самостоятельно поддерживать его функционирование.
— Саргон мертв, — сказал Леор. — Он погиб несколько месяцев назад, когда Дети Императора устроили нашему флоту засаду.
Абаддон вновь вернулся к нанесению надписей.
— Сомневаюсь, поскольку говорил с ним всего три дня назад. Он в Склепах, несколькими палубами ниже нас. Он ходит туда медитировать.
Стало быть, Саргон выжил и послужил инструментом, с помощью которого Абаддон заманил нас сюда. Вот и еще один ответ, полученный до того, как я
