– Я сказала: прекратите, Форбс! – повторила Бретт, когда он не отошел, потом взяла с пюпитра веер и хлопнула его по пальцам. – Почему вы упорно пытаетесь обращаться со мной как с одной из чарльстонских проституток, с которыми вы забавляетесь?
Форбс усмехнулся:
– Потому что вы в десять раз красивее, чем любая из них, и я хочу вас в десять раз сильнее.
– «Хочу» – это слово для мужей, и только для мужей, – с улыбкой сказала Бретт.
– О! Довольно смелая речь для девушки столь нежного возраста.
Однако ему понравилась ее дерзость. Ей, видимо, тоже, потому что она продолжала поддразнивать его:
– Если вас смущает мой нежный возраст, почему ваши руки всегда везде лезут, словно я какая-то старая дева?
– Не могу удержаться, – ответил Форбс, отступая назад и опираясь локтем о пианино. Его неожиданно серьезный взгляд смутил девушку. – Бретт, вы же знаете, я от вас с ума схожу. Мы должны пожениться как можно скорее.
– На это не рассчитывайте, – ответила она, быстро вставая. – Вы мне до сих пор даже не подарили то, о чем я просила!
– Проклятье! Но послушайте, никто из моих знакомых в Чарльстоне не продает «Национальную эру»![12] А даже если бы и продавал, я бы скорее умер, чем купил эту аболиционистскую газетенку.
– Но, Форбс… все сейчас обсуждают роман миссис Стоу! Мне тоже хочется его прочитать. Даже Орри выразил интерес к новому роману этой писательницы.
– Прочитать! – Форбс презрительно взмахнул рукой. – Девушкам читать не положено. Впрочем, журнал «Годис», пожалуй, можно. И стишки мистера Тимрода – они вполне безобидны. Но если бы Господь хотел дать женщинам образование, Он бы допустил их в места вроде Гарварда. А им туда вход закрыт. Полагаю, это вам о чем-то говорит.
– Идиотское утверждение. Идиотское и устаревшее.
– Черта с два! Дядя Джастин просто свирепеет оттого, что тетя Мэдди слишком много читает. Вам бы посмотреть на весь тот мусор, что она заказывает в Нью-Йорке! Дядя в ярость приходит.
– Вся ваша семья сразу приходит в ярость, когда вам что-то не нравится. До свидания, Форбс, – решительно произнесла она и выбежала из комнаты.
Ошарашенный Форбс уставился на пустой дверной проем:
– Бретт? Постойте, черт побери! Я не хотел…
Но шаги девушки уже затихли на лестнице.
Форбс с досадой стукнул правым кулаком по левой ладони, а когда поднял глаза, то увидел перед собой Эштон и Хантуна. Последний час парочка провела в библиотеке, увлеченно занимаясь прохождением бумажных лабиринтов из специального сборника.
Ухажеру Эштон редко удавалось одержать верх над кем-нибудь столь же физически сильным, как Форбс. И он просто не мог удержаться, получив такую возможность.
– Что, приятель, ругаешься? Ай-ай-ай! Ну кто же так добивается расположения юной леди? И тем более расположения ее семьи. Тебе следует… – Хантуну не удалось договорить свой совет, потому что Форбс тут же налетел на него как молния.
– Еще слово – и я врежу в это свиное рыло, которое ты называешь своим лицом, – прорычал Форбс, хватая Хантуна за изысканное кружевное жабо на рубашке. – И твой нарядный костюм тогда забрызгается кровью. Думаю, от одного ее вида ты тут же хлопнешься в обморок.
Он дернул рубашку, надорвав кружево. А потом схватил свою шляпу, трость и перчатки и пулей вылетел в теплый февральский вечер.
– Эй, ниггер! Приведи мою лошадь! – рявкнул он.
– Да он просто животное! – Эштон даже передернуло.
– Совершенно согласен, – согласился Хантун, пытаясь приладить на место оторванную отделку. – Не понимаю, как ваша сестра его терпит.
Эштон посмотрела на блестевшие щеки Хантуна и с трудом подавила отвращение.
– У нее нет никакого честолюбия, – сладко улыбнувшись, сказала она и взяла его за руку. – Все ее ухажеры один никчемнее другого.
«Включая и того, которого я по-прежнему хочу…»
* * *Вскоре Форбс и Бретт помирились. В основном об этом позаботилась Бретт, решив, что ничего из сказанного им просто не стоит воспринимать всерьез.
Той зимой Хантун приезжал в Монт-Роял не реже двух раз в неделю. Но такое внимание больше угнетало Эштон, чем радовало. Все ее мысли были заняты другим человеком. Однажды она помчалась вперед сестры к плетеной корзинке, в которую складывали всю дневную почту, и, оттолкнув Бретт, схватила запечатанное воском письмо.
– Надо же! Да тут еще одно письмецо от Билли! Второе за месяц. Он явно исправляется.
Бретт протянула руку к письму, глядя в глаза сестры, полные яростной ревности.
– Эштон, это мое! – сказала она.
Та засмеялась и подняла письмо над головой:
– А что ты мне дашь за него?
– Если будешь и дальше меня дразнить, получишь синяк под глазом.
– Ух ты! Мы все больше и больше становимся похожими на мистера Ламотта! – Эштон швырнула письмо на пол. – Кстати, а Билли о нем знает?
– Поди ты к черту! – Голос Бретт дрогнул.
Эштон застыла на месте. Она никогда не слышала, чтобы младшая сестра произносила что-нибудь, даже отдаленно похожее на богохульство. Наверное, она действительно перестаралась, но удержаться было просто невозможно. Она чувствовала себя ужасно несчастной, а частые визиты Хантуна только усиливали ее тоску. Он всегда пытался увлечь ее в какой-нибудь укромный уголок и начинал лапать. В те дни, когда она не была настроена отвечать на его шалости, он обиженно ныл:
– Ну почему вы со мной так обращаетесь, Эштон?
– Да потому, что мы еще не женаты! То, что вы с Орри договорились о приданом, и то, что я ответила вам согласием, еще не дает вам права так вольничать.
Капризы Эштон постоянно приводили Хантуна в недоумение. Иногда ей как будто даже нравилась его смелость, хотя она никогда не позволяла ему заходить слишком далеко. Но в других случаях Эштон отвергала его порывы с видом оскорбленной невинности, что весьма смущало его, когда он вспоминал старые слухи о ее отношениях с юным Смитом.
– Иногда это дает мне право, – недовольно проворчал он.
– Ладно-ладно, только не сейчас. В любом случае я не желаю об этом спорить.
Лицо Хантуна покрылось пятнами.
– А после свадьбы вы собираетесь вести себя так же?
– Там видно будет.
Взглянув на его взбешенное лицо, Эштон быстро сообразила, что, пожалуй, перегнула палку. В своем стремлении показать ему, кто из них двоих главнее, она явно переусердствовала.
– Успокойтесь, Джеймс. – Она торопливо чмокнула его в щеку. – Вы же знаете, как я хочу выйти за вас. И когда мы поженимся, вам придется сделать блестящую карьеру.
– По плану, который вы уже составили.
Теперь переусердствовал он. Побледнев, Эштон резко отстранилась:
– Мой дорогой, вы становитесь слишком сварливым. Если вы передумали делать то, что мы уже
