– Драгунам не о чем говорить с мексикашками, – возразил Чарльз. – Они просто стреляют в них, и все.
– Не думаю, что мексиканцы сочли бы это очень смешным, – покосился на него Билли.
Чарльз пожал плечами, признавая правоту друга, но тот этого не видел – опершись двумя руками о подоконник, он смотрел на знакомую фигуру, ковыляющую по плацу. Заметив Билли в окне, кадет тут же отвернулся.
– Слокум, – мрачно произнес Билли.
Чарльз подошел к нему:
– Уже получше ходит.
Арканзасец скрылся из вида. Чарльз отвернулся от окна. Уже много дней его терзало чувство вины, и сейчас оставалась последняя возможность сказать что-нибудь по этому поводу до начала долгих каникул.
– Знаешь, мне так паршиво после той ночи, – начал он. – Не из-за Слокума. Из-за того, что я чуть было не ударил тебя.
Билли отмахнулся, и Чарльзу сразу стало легче.
– Я не меньше твоего виноват, – сказал Билли. – Думаю, для нас обоих это был полезный урок. Так что пусть все обзывают друг друга как хотят, пусть собачатся. Мы не должны этого делать и не будем.
– Точно. – Слова друга обрадовали Чарльза, но он почувствовал, что в них было больше надежды, чем уверенности.
На несколько мгновений оба замолчали. Чарльз стряхнул с брюк приставшую к ним соломинку из конюшни. Желание поделиться тем, что давно наболело, было сильнее его.
– Хочу еще кое-что сказать. Все время, пока я здесь нахожусь, я чувствую ужасный стыд, потому что я южанин. Я словно человек второго сорта… Не надо, не отрицай. Вы, янки, во всем нас обставляете. Мы берем только своей выносливостью.
– Даже если это и было бы правдой, во что я не верю, выносливость – не самое плохое качество для солдата.
Чарльз не обратил внимания на комплимент.
– Быть южанином здесь означает всегда стоять ниже остальных, стыдиться своего происхождения, беситься оттого, что ты один такой плохой, а все остальные вроде бы сама добродетель. – Он вскинул голову. – Но ведь это же не так, будь я проклят!
– Полагаю, самодовольство – общая болезнь всех янки, Бизон.
Улыбка смягчила вызов в глазах Чарльза.
– Наверное, по-настоящему понять то, что я сейчас говорю, мог бы только другой южанин. Но я тебе благодарен за то, что выслушал. – Он протянул Билли руку. – Друзья?
– Конечно. Навсегда.
Их рукопожатие было крепким и решительным.
С причала Норт-Док донесся гудок парохода. Билли схватил саквояж и бросился к двери.
– Когда будешь писать Бретт, напиши, что я по ней скучаю.
– Сам напиши. – В глазах Чарльза сверкнули озорные огоньки. – Думаю, она приедет сюда вскоре после того, как ты вернешься.
Билли разинул рот:
– Если ты так шутишь…
– Я бы не стал этим шутить. Особенно после того, как ты сделал из Слокума отбивную.
Он взял с полки свой экземпляр французской грамматики и извлек из него сложенный листок бумаги.
– Получил от нее сегодня утром. Пишет, что хочет тебя удивить в… – Он нашел нужную строчку. – А, вот. В подходящий момент. Ты что-нибудь понял?
– Можешь не сомневаться. – Билли сделал пируэт в обнимку с саквояжем; двое кадетов, шедших по коридору, засмеялись. – А кто с ней приедет?
– Орри. И Эштон с собой возьмет. Если откажется, она закатит ему истерику.
Но даже это не очень приятное уточнение не могло поколебать его счастья. Спускаясь по лестнице, Билли напевал какой-то веселый мотивчик, а потом совсем не по-военному помчался через плац, на бегу нахально отсалютовав стоящим в стороне профессорам.
Еще полчаса у Чарльза было прекрасное настроение. А потом он услышал, как в соседней комнате кадеты громко спорят о билле «Канзас-Небраска», и от его благодушия не осталось и следа. Откровенный разговор и крепкое рукопожатие могли смягчить напряжение между друзьями, но они не могли решить проблему, терзавшую всю страну. Тем более когда некоторые южане вообще не считали, что такая проблема существует.
«Проклятье! – подумал Чарльз. – Как же все это сложно!»
* * *Суперинтендант Ли и младшие офицеры неторопливо шли вдоль западного края плаца. Большая толпа гостей, остановившихся в гостинице, среди них и несколько детей, наблюдали за выполнением упражнений по искусству верховой езды. Из-за невыносимой жары в манеже занятия в этот знойный субботний день середины июля было решено перенести на свежий воздух. В дымке марева поблескивали окружающие плац горы.
Впрочем, жара, по-видимому, ничуть не мешала зрителям аплодировать, а кадетам – с энтузиазмом разыгрывать перед ними свое представление. Одни показывали, как правильно накидывать уздечку, садиться в седло и соскакивать с него. Другие демонстрировали разные аллюры или заставляли лошадей прыгать через составленные на плацу тюки сена. Маленькая группка первокурсников, пуская лошадей в галоп, на всем скаку атаковала соломенные чучела, срубая кавалеристскими саблями их соломенные головы.
За кадетами придирчиво наблюдал молодой офицер. На нем была фуражка с оранжевым плюмажем и эмблемой с изображением перекрещенных сабель в ножнах и цифрой «2» в верхнем углу. Лейтенант Хоус из Второго драгунского полка преподавал в Академии верховую езду. Год назад он добровольно вызвался вести очень полезный курс кавалерийской тактики, которого раньше в программе обучения не было.
Чтобы сделать занятия еще более зрелищными для присутствующих на плацу гостей, Хоус велел своим воспитанникам надеть парадные рубахи из серого кашемира и серые форменные брюки.
– Впечатляет, – сказал Ли на фоне стука конских копыт. – Отличная работа, лейтенант.
– Спасибо, сэр. – Хоус показал на статного темноволосого всадника, который как раз в этот момент перелетал на своей лошади через препятствие, так ловко управляя ею, что, казалось, она словно зависала в воздухе. – Обратите внимание на этого кадета. Лучший наездник во всем корпусе. Ему и заниматься-то незачем. А ведь он еще так молод. Весь год он исправно приходил в манеж, если только выдавалась свободная минута. Когда осенью он начал заниматься, мне даже не пришлось его ничему учить – он и так уже все умел. Я разрешаю ему ездить со старшими ребятами, мне нравится, что он как будто раззадоривает их.
Кадет, о котором они говорили, одолел очередной тюк сена и плавно опустился в седло. Ли чуть внимательнее присмотрелся к лицу юноши и его темным волосам.
– Он ведь из Южной Каролины?
– Верно, сэр. Его фамилия Мэйн.
– Ах да, Мэйн. Лет десять назад здесь учился его кузен. Да, парень отлично сложен.
Лейтенант Хоус энергично кивнул:
– Так точно, сэр, он того же типа, что Стюарт… только покрасивее.
Оба засмеялись. Потом Хоус добавил:
– После выпуска он наверняка попадет в драгуны или в конные стрелки.
– Или, возможно, в один из тех новых кавалерийских полков, которые хочет создать министр.
– Оценки Мэйна не позволяют ему выбирать самому, – заметил Хоус. – Но в военном деле он исключительно хорош. Похоже, ему нравится сама мысль, что мужчина может драться безнаказанно.
– Этот восторг пройдет, когда он впервые увидит настоящее
