Вспыхнувшая среди ночного мрака спичка убеждает страдальца в том, что, по всем признакам, он благополучно пребывает в своем родном XX веке и, успокоенный этой отрадной уверенностью, он погружается в сладкое, ничем уже не нарушаемое отдохновение.
Глава III
О том, как дядя Карл и его спутники попали совсем не туда, куда хотели, и как они лишились всего
а следующее утро братья были разбужены дядей Карлом с восходом солнца.
— Ну, ну лентяи, — говорил он весело, тормоша молодых людей, — вставайте! Нельзя упускать прохладного утра; мы должны воспользоваться его свежестью, чтобы до наступления жары достигнуть цели нашего путешествия, — а уж там я позволю вам отдыхать, сколько угодно.
— Вставайте, вставайте, господа, — вторил профессору Иоганн, хлопотавший уже у каменного стола, — завтрак готов и, надеюсь, придется вам по вкусу.
Действительно, словно подтверждая его слова, на столе весело кипел кофейник, от которого по всей пещере распространялся приятный аромат.
— Вставайте же господа, — продолжал Иоганн, — и отправляйтесь купаться, так как то, что вчера в темноте мы приняли за ручей, сегодня, при дневном свете, оказалось довольно солидной рекой. Да! кстати, отыщите-ка нашего проводника, который со своими лошадьми забрался куда-то очень далеко, по крайней мере, я целую четверть часа звал его совершенно напрасно.
Побуждаемые такими бодрящими советами, Ганс и Бруно вскочили со своих мягких постелей и вышли из пещеры, предвкушая удовольствие предстоящего купания, на которое никто из них не мог рассчитывать накануне.
Шагая по высокой траве, доходившей им до пояса, оба направились к реке, широкая гладь которой сверкала невдалеке от их пещеры.
— Однако, дорогой Ганс, я совершенно недоумеваю, каким образом могли мы, хотя бы даже и в темноте, принять такую реку за простой горный ручеек, — заметил Бруно.
Ганс, думавший, вероятно, о том же, вдруг остановился, пораженный неожиданным соображением.
— Послушай-ка, Бруно, ошибиться вчера вечером мы, конечно, могли, но дело-то в том, что на карте в этом месте тоже ведь показан ручей, а не река, да еще такая большая, как эта, а ведь карты наши лучшего издания и до сих пор, за все наше путешествие, я ни разу не заметил в них ни малейшей ошибки.
— Ну что ж, значит, это будет первая ошибка, которую ты и поправишь, вот и все; таким образом, это будет одним из триумфов нашего путешествия.
— Э, нет, хотя это и льстило бы моему честолюбию, но я предполагаю здесь нечто гораздо для нас худшее, — я думаю, что мы просто-напросто сбились с дороги и находимся в настоящую минуту совсем не там, где бы следовало.
— Очень может быть, что ты и прав, однако надеюсь, это не помешает нам с удовольствием выкупаться в этой неизвестной нам реке, — беспечно отвечал Бруно.
Достигнув берега, братья выбрали удобную для купания песчаную отмель и с наслаждением погрузились в охладевшую за ночь воду.
— Замечаешь ли ты, Бруно, какая тут масса рыбы? — с удивлением воскликнул Ганс.
— Да, да, и притом какой то весьма странной породы… А вот погляди-ка, Ганс, на это растение, — в свою очередь воскликнул Бруно, срывая мясистый стебель толщиной в порядочное ламповое стекло, совершенно лишенный листьев и очень напоминающий обыкновенную спаржу.
— Очень странное растение и, вероятно, съедобное, — отвечал Ганс, — а потому мы обязаны представить его для исследования нашему ученому гастроному.
— Великолепно, но чтобы удовольствие его было полным, — попробуем-ка поймать несколько штук этих рыбок. Посмотри, ведь они совершенно не пугливы.
— Прекрасная мысль, — подхватил Ганс.
И братья с увлечением принялись за импровизированное рыболовство. Распустив простыню, они опустили ее в воду и, затаив дыхание, поджидали, чтобы доверчивая рыба начала плавать над этой нехитрой ловушкой. Не прошло и пяти минут, как им удалось захватить двух рыб весьма странной формы; присоединив к ним отысканную ими спаржу, братья поспешили одеться и, захватив свою добычу, пустились вдоль берега реки в надежде отыскать наконец своего исчезнувшего проводника. Однако, сколько ни искали они его, но в конце концов поиски их все-таки оказались тщетными. В течение почти целого получаса бродили они по окрестностям своей ночной стоянки и наконец решили вернуться обратно и посоветоваться с Иоганном и дядей Карлом.
Когда, возвратясь в пещеру, Ганс и Бруно рассказали о своих неудачных поисках, — профессор Курц пришел в крайнее негодование, так как всей душой стремился как можно скорее добраться к таинственным катакомбам своего ученого друга.
— Да что же это такое, — кричал он, обращаясь почему-то прямо к Иоганну, — неужели же этот господин воображает, что мы будем сидеть здесь целую вечность! И зачем только наняли мы именно его, тогда как могли взять кого-нибудь и понадежнее; мне еще вчера лицо этого франта показалось очень подозрительным.
— Но ведь проводника нанимали-то вы сами, господин профессор.
— Ну так что же, — я сделал это только потому, что никто из вас ничего не возражал против этого.
— Неужели же, дядя, ты думаешь, что наш проводник сбежал и покинул нас?
— Ах, Боже мой, что за фантазия, с какой стати стал бы он убегать от нас, заработав уже добрую половину условленной платы! Дело, конечно, вовсе не в том, и я уверен, что этот зевака просто-напросто распустил сегодня ночью своих лошадей, а теперь потратит Бог знает сколько времени на то, чтобы снова собрать их…
— Пожалуй, что это очень вероятное объяснение его исчезновения, — в раздумье проговорил Ганс.
— Ну, дядя, перестань волноваться, этим все равно горю не поможешь. Вот погляди-ка лучше на нашу добычу, из которой Иоганн, наверное, приготовит нам какие-нибудь удивительные блюда в индийском вкусе, так как это, наверно представители местной флоры и фауны.
Говоря таким образом, Бруно разложил на песке принесенную им рыбу и растения.
Раздраженный Курц удостоил бросить на все это лишь мимолетный взгляд, но, очевидно, и этого было достаточно, чтобы произвести в нем поразительную перемену, немало удивившую всех присутствовавших. Глаза его вдруг расширились, руки поднялись кверху, рот полуоткрылся, на лице застыло выражение беспредельного изумления. Одну минуту стоял он неподвижно, потом, схватив в одну руку стебель растения, а в другую — диковинную рыбу, он выбежал из пещеры и при ярком свете утреннего солнца с напряженным вниманием принялся рассматривать и то и другое.
Удивленные столь необыкновенным поведением ученого мужа, спутники его последовали за ним и некоторое время почтительно хранили молчание, которое прервал Бруно, обратившись к профессору со следующими словами:
— Объясни же нам, наконец, дядя, почему это ты так заинтересовался всем этим; ведь до сих пор ты не был, кажется, ни ботаником, ни зоологом.
— Да… Но зато я всегда был и всегда буду археологом! — величаво ответил господин Курц.
— Археологом!.. но какое же отношение имеет все это к археологии?
— Необычайное!.. Прямое!.. Непосредственное!!! Потому что эта рыба
