– Верно. Здесь мне нечем парировать.
– Куда берберийские корсары отвозят пленников? Как вы думаете, куда они отвезли Джейн? Только бы не в Сале, – прошептала Ровена больше себе самой, чем Тобиасу.
– А что вы об этом знаете?
– Один из помощников сказал мне, что Сале – это самое ужасное место из тех, куда попадают похищенные. Рабов там заковывают в цепи, такие тяжелые, что они едва могут передвигаться, и держат в грязных вонючих темницах под землей, пока не продадут.
– Я уже говорил вам раньше, что вашу сестру могли увезти куда угодно, – мягко произнес Тобиас, пытаясь немного ее успокоить. – И еще говорил, что с пленницами-женщинами обращаются не так, как с мужчинами. Мы приедем в Алжир, и я узнаю там все, что смогу.
– Вы уже бывали там раньше?
– Несколько раз. Я вожу туда дерево – алжирцам нужны материалы для постройки кораблей.
– Корабли, которые нападают на наши! – презрительно выкрикнула Ровена. – Но с этим же невозможно согласиться! Вы считаете такую торговлю благородным делом, Тобиас?
Он пожал плечами:
– Это порочный круг. Если я не буду поставлять им дерево, это сделает кто-то другой – алжирцам его постоянно не хватает. Кроме того, продавая товар им, я обеспечиваю некоторую безопасность другим своим кораблям, в какие бы воды они ни ходили. Мой флаг хорошо известен корсарам, и они редко нападают на мои суда.
– Учитывая это, мы прибудем в Северную Африку скорее. Я очень надеюсь, что, если мы отыщем Джейн, нам удастся ее освободить.
– Если мы ее найдем, всегда есть возможность ее выкупить. Но алжирцы требуют больших денег за своих пленников, и, когда из Англии прибывает посланник, чтобы от лица семьи выплатить деньги и освободить дорогого родственника, имеющихся у него средств часто оказывается недостаточно. Вы должны усвоить, что алжирцы любят меняться. Переговоры проводятся снова и снова, пока не достигается обоюдное соглашение, и тогда пленника отпускают.
Иногда, если похищенный – важное лицо в своей стране или это титулованная особа, сумма выкупа может быть просто огромной, и ее собирают несколько лет. Родственники несчастных отдают все, что у них есть, в качестве первого взноса, а потом следуют ежегодные выплаты, пока, наконец, все деньги не перейдут в руки алжирцев.
– А что происходит с пленниками, пока длится вся эта история?
– Они остаются в заключении, но обращаются с ними хорошо – если только выплаты не прекратятся. Тогда условия содержания сильно ухудшаются – хотя в интересах тюремщика сохранять им жизнь. В этом случае пленника заставляют написать семье письмо, чтобы он сообщил, как ему плохо, и родственники снова наскребают денег на очередной взнос.
– Как ужасно и жестоко рабство! Стыдно признаться, но до этого меня весьма мало занимали судьбы моих захваченных в плен соотечественников.
– Рабство во многих видах процветает по всему Средиземноморью. В мусульманском мире полно мест, где несчастных христианских пленников или заставляют работать на износ, или держат как заложников ради выкупа. Но однако существуют и весьма прибыльные рынки рабов на Мальте или в Ливорно, где продают и покупают уже мусульман.
– Неужели жители других стран не порицают и не пытаются остановить эту жуткую коммерцию?
Тобиас покачал головой:
– Политика в странах Средиземноморья складывается так, что она лишь поощряет существующее положение дел.
Она с болью посмотрела на него.
– Вы говорили о пленниках-мужчинах, но что же с женщинами? Чего будет стоить молодая девушка, такая, как Джейн, по вашему мнению?
– Насколько я припоминаю, ваша сестра хороша собой. Блондинки со светлой кожей весьма ценятся на рынках Алжира. Мусульмане обращаются со своими женщинами как с имуществом, но проявляют уважение, так что не беспокойтесь о ее безопасности. Как я только что объяснил, за тех, кто происходит из богатых семей, требуют огромные выкупы. По сути, это верно и для мужчин, и для женщин.
– И что же случится с Джейн, если выкуп не будет заплачен?
– Она останется пленницей. Вероятно, ее сделают наложницей.
Глаза Ровены наполнились слезами, и она отвернулась, чтобы Тобиас их не увидел.
– Моя бедная сестра, – прошептала она. – Как ей, должно быть, страшно. Она совсем не сильная и может даже умереть от переживаний… Сейчас я более чем когда-либо убеждена, что обязана найти ее.
Она с мольбой посмотрела на Тобиаса, соскользнула с табурета и упала перед ним на колени, положив ладонь на его колено и не замечая, как напряглись от ее прикосновения твердые мышцы его бедра под обтягивающими панталонами.
– Вы заплатите за нее, если мы найдем ее? Пожалуйста, Тобиас. Вы говорили, что я горда – и да, это верно, я даже слишком горда, и дерзка, и упряма, и вообще у меня самый ужасный нрав, который только можно встретить в женщине. Но если вы это сделаете, я выполню любое ваше требование. Буду исполнять самые унизительные задания. Служить вам, как самая смиреннейшая из слуг. Клянусь, я отработаю и отплачу вам в тысячу раз больше.
Тобиас посмотрел на ее лицо, обрамленное короткими кудрями. Она была серьезна, как никогда, и еще более соблазнительна в своей беззащитности. Он чувствовал жар от ее маленькой ручки с длинными тонкими пальцами, лежащей на его колене. От желания туманило голову. Он хотел держать ее в своих объятиях, теплую и разделяющую его страсть, и за одно лишь это он отдал бы целый мир – если бы только мог.
Ее огромные, расширенные от страха глаза заметили на его лице тень сомнения.
– Пожалуйста, – снова прошептала она, ошибочно приняв его молчание за отказ. – Вам известно, что я никак не смогу заплатить этот выкуп, Тобиас. – Снова этот умоляющий взгляд. – Вы одолжите мне денег?
Он наконец заговорил, и Ровена застыла от напряжения.
– Будет ли конец вашим просьбам, Ровена? – Мне некого больше просить.
– А что же ваш будущий муж? Он богат.
– Да, но его здесь нет, а вы есть. Так вы одолжите мне денег, если они потребуют выкуп?
Он прищурился. Ровена была не в том состоянии, чтобы заметить его странный тон. Он будто намекал на что-то.
– Это дорого
