— Возьми штурвал, — приказал я, когда мы вывалили кранцы по правому борту. — А я пойду и посмотрю.
Прежде всего, я быстро спустился в каюту за револьвером, который Мэгги отняла в Гонконге у незадачливого грабителя. Это было год назад, и с тех пор из него было сделано всего лишь два выстрела, когда Мэг опробовала свою добычу, бабахнув по унесённому с какого-то пляжа резиновому мячику. Тогда она утопила его со второго раза — не помню, говорил я вам, что она была ещё и отменным стрелком? Винтовка тоже была её — вполне легальная и с оптическим прицелом.
Прыгнув на палубу «Пеламиды», я тут же велел Мэг отойти на четверть кабельтова — мало ли что. Однако всё было тихо, и из открытого люка не доносилось ни звука. Взведя курок «кобры», я стоял на чуть согнутых ногах, выжидая долгую паузу. Потом приподнял парус, направив туда ствол, но под ним никого не было. Тогда я прошёл по левому борту на нос, где также ничего особенного не увидел, и по правому до кокпита, запачканного кровью. Пора было лезть внутрь, но я всё ещё не решался — как бы чувствовал, что там кто-то есть, и беспокоился, сумею ли я быстро и правильно среагировать, если произойдёт что-нибудь неожиданное. Мэг на «Отчаянном» стояла неподалеку, удерживая корвет в левентике. Наконец, я решился,вздохнул поглубже и нырнул в сдвинутый люк. И сразу же увидел живое существо.
Это был обыкновенный чёрно-серый спаниель с обвислыми ушами и куцым хвостиком. Он сидел на овальном обеденном столе красного дерева. Он не кинулся ко мне с лаем, не заскулил — вообще не пошевелился, если не считать того, что смотрел прямо на меня широко открытыми карими глазами. В этих глазах я прочитал безумную, просто непередаваемую тоску. С опаской (а вдруг цапнет?) я подвинулся к собаке, но перед этим внимательно оглядел ту часть салона, которая была доступна взору, помогая глазам револьверным стволом.
Салон был полон воды — наверно, на фут выше уровня пайол. «Пеламида», несомненно, имела течь, и никто не мог поручиться, что она не потонет в самое ближайшее время. Однако я решил, что минут пять или десять у меня ещё железно есть.
На спаниеле был коричневый кожаный ошейник с никелированной бирочкой. На бирочке я прочитал: «Данни». Тут я заметил, что собаку бьёт сильная дрожь. Спаниель смотрел мне прямо в глаза, и в его взгляде было что-то умоляющее.
— Как жаль, что ты не можешь говорить, Данни, — сказал я.
Пёс едва заметно шевельнул хвостом. Уши его тоже слегка дёрнулись, но не более того.
— Ты спасён, Данни, — продолжил я. — Всё о’кэй, ты пойдёшь со мной на «Отчаянный». Но сначала я посмотрю твою посудину. Ты один здесь, да? Что же у вас тут стряслось? Где твои хозяева?
Пёс, ясное дело, промолчал. Плюхая по воде, я прошёл через салон в носовые каюты, потом по левому борту через камбуз — в кормовую. Яхта была великолепно отделана красным деревом и выглядела совсем новой. На борту больше никого не было. Одна из пуль, пробивших борт, угробила дорогой плоский телевизор. Нигде ничего не разбросано, лишь камбуз завален немытой посудой. На диване с небесно-голубой обивкой лежала книга; я машинально глянул название: Норман Мэйлер, «Нагие и мёртвые». Я читал её, когда мне было лет двадцать. Рядом – ещё одна, «Путешествие в Икстлан» Кастанеды, вся засаленная и потрёпанная.
Напоследок я внимательно осмотрел штурманский стол (хотя, если по уму – с этого нужно было начинать). Аппаратура была выключена, никакого вахтенного журнала я не нашёл. Карты на столе также не было, зато лежал карманный приёмник GPS со вдавленным и треснутым серым дисплеем. Я озадаченно почесал затылок – кроме загадки продырявленной пулями яхты без экипажа оставался открытым вопрос, где же мы всё-таки находимся. Понятно, что где-то к востоку от Малых Антильских островов, но насколько далеко? Севернее широты Барбадоса или южнее? Идя на запад, можно узнать у встречного судна (вот идиотизм!). Или наткнуться на какой-либо остров и там спросить (ещё больший идиотизм). Но с таким же успехом можно и промахнуться мимо берега, снова оказавшись в Карибском море без навигационных приборов, или же не встретить никого – законы Мэрфи никто ещё не отменял. Значит, надо идти на вест длинными переменными галсами, только и всего.
Тут у меня проскочила умная мысль найти на «Пеламиде» недостающие аккумуляторы, но едва я тронулся в сторону дизельной выгородки, как услышал откуда-то снизу странное бульканье, а яхта, чуть вздрогнув, дала слабый дифферент на корму. Я сразу сообразил, что минуты «Пеламиды» сочтены, и, словно кенгуру, подскочил к столу, на котором по-прежнему в каменной позе сидел спаниель Данни.
— Ко мне, Данни, давай быстрей! — я запихал «кобру» в задний карман шорт, схватил пса на руки и развернулся к трапу. Данни не сопротивлялся, но и не цеплялся за меня – он словно находился в каком-то ступоре. Под пайолами что-то негромко забурлило, и дифферент увеличился. Я рванул на верхнюю палубу, там поставил Данни на лапы и, махая рукой, заорал в сторону «Отчаянного»:
— Мэг!!! Давай греби сюда скорее! Не видишь, что ли — она тонет!
И в этот момент «Пеламида» начала не спеша погружаться. Сердце у меня так и застучало. Я, конечно, прыгну в воду вместе с Данни, но... Но почему-то в этот момент мне показалось, что едва я окажусь в воде, на меня снизу нападёт какое-то неведомое зубастое чудовище. На самом же деле это был обыкновенный страх, чего там говорить.
Пока корвет подходил к гибнущей яхте, я лихорадочно осмотрелся вокруг, силясь среди всего, что вижу на верхней палубе, обнаружить хоть какой-то ключик к разгадке тайны «Пеламиды». Спутанные шкоты, сломанный раструб вентиляции, разбитый компас, сдвинутый с места спасательный плот… Стоп! Тузик! Где туз? С кормовой шлюпбалки свисали только срезанные тали. Тузика не было. Точно так же, как не было и спасательных кругов-«подков» в положенных местах на кормовом релинге. Выходило, что люди бросили яхту, ушли, и получилась очередная «Мэри Селест». Побросали в тузик спасательные круги, вахтенный журнал. Кто-то споткнулся, разбил нос, залил кровью весь кокпит, потом там что-то волочили — наверно, мешок с
