Ну, и что дальше? А дальше нас нормально пронесло мимо Гренадин. В Клифтон к двадцатому мы не попали. «Отчаянного» затащило точнёхонько в пролив между островами Майро и Кануан, и были все основания ожидать скорой встречи с Барбадосом, однако ветер начал постепенно слабеть. К этому времени мы уже могли кое-как держать курс зюйд-вест — единственный галс, который нас хоть как-то устраивал из-за ветра и сумасшедших волн, левый бакштаг. Несмотря на достаточный опыт мореплавания, мы с Мэг основательно укачались, что, кстати, не особенно вредит моему самолюбию. Быть подверженным морской болезни – сэр, я расцениваю это как возможность хоть в чём-то походить на адмирала Нельсона. Покормить рыб во время шторма — что ж в том плохого? Рыбки-то ведь тоже кушать хотят…
Вот. То есть, удача, наконец, начала поворачиваться к нам лицом – по крайней мере, мы так думали... Знаете, бывает такая волна-убийца? Они возникают в океане каждые пять-шесть минут, то там, то здесь, где сильно штормит. Ни с того, ни с сего — вот такая гора пенной воды вдруг вырастает рядом с бортом и свинцовой грудой падает на вас сверху. Так оно и было. «Отчаянный» завалился на правый борт, мачты легли в воду. Ничего страшного не случилось — просто внутри всё полетело кувырком, в том числе и Мэг, а я был у штурвала, и если б не страховочный линь… Я тогда чуть не захлебнулся. Мэг разбила затылок об трап — я вообще от неё почти не слышал ругательств, но тут она выдала такое… Какой-нибудь пиратский боцман покраснел бы и стеснительно прикрыл рот ладошкой. Я удивился, а Мэг, торча в сдвижном люке, вся в крови, показала мне пальцами «о’кэй». Яхта уже была на ровном киле, если это можно сказать о паруснике в такой шторм. Хуже было другое — аккумуляторы вывалились из ящика, и из нескольких банок вытёк электролит. Впереди замаячила приятная перспектива остаться без электричества, а значит — вообще без дизеля, без освещения, связи и навигации. Оставшихся банок не хватало. Я сполоснул пайолы, собрал аккумуляторы обратно, но ток был просто тьфу. Всё, доплавались... В принципе, ничего страшного: место мы приблизительно знали, но нас тащило дальше. Мы кое-как держали зюйд-зюйд-вест, а ветер всё слабел и слабел. Часов через семь мы увидели солнце, и шторм уже был баллов шесть, а то и меньше. Волна пошла на убыль.
Потом — непонятно почему — ветер зашёл на норд-вест. Мэг встала за штурвал, а я сменил трисель на тяжёлый грот, зарифленный наглухо. Легли на двести семьдесят и, кое-как взбираясь на очередной гребень и стремительно скатываясь с него вниз, пошли острый бейдевинд обратно к Гренадинам — во всяком случае, мы были уверены, что они там. Вероятно, так оно и было, хотя «пошли» — это слишком громко сказано, ход был узла два, а ставить стаксель было пока опасно. Словом, ещё через сутки всё успокоилось, «Отчаянный» полетел на своих обычных семи узлах, и рано утром, едва рассвело, я увидел прямо по курсу парусную яхту.
~ 3 ~
DREI
Чтобы прибыть в «каюту» капитана из своей радиорубки, мне нужно было встать и сделать всего лишь два шага. Мне и так было видно капитанскую выгородку и фон Рёйдлиха, стоящего возле откидного столика-умывальника с листком бумаги в руке. На капитанской койке сидели новый первый помощник Фогель и наш лейтенант Финцш. Инженер-механик Дривер и штурман Хорст Эйхелькраут стояли, заполнив собой почти всё оставшееся место, и поэтому посторонились, пропуская меня к капитану. Он был уже без верхней куртки, но других наград, кроме Рыцарского креста, я на нём не увидел. Даже знака «Боевой подводник» — и того не было.
— Ваше имя? – строго спросил капитан, и я не мог оторвать взгляд от узких щёлок его глаз.
Похоже, у него была привычка вот так пристально прищуриваться — от такого взгляда мороз по коже. Я назвался, хотя что-то подсказало мне — он и без того прекрасно знает, как меня зовут.
— Замечательно, Гейнц Биндач. Слушайте внимательно. Мы меняем курс, но донесения о погоде должны уходить так, как будто мы продолжаем следовать предписанным маршрутом, только не каждые четыре часа, а раз в сутки. Пишите там что хотите… впрочем, нет. Берите данные у вахтенных офицеров, шифруйте и отправляйте. Прежний график движения получите у штурмана. (Хорст кивнул). И — как полагается, точь-в-точь и день в день… Мы не настолько отклоняемся от маршрута, что будет заметна разница в погоде. Кроме того, именно наши донесения штабом учитываться больше не будут.
Он выделил эти слова — «именно наши».
— Однако они должны поступать в срок. Теперь возьмите эту бумагу и будьте готовы передать в эфир. Но не прямо сейчас, а несколько позже.
Я взял обычный, растворимый в солёной воде жёлтый листок, на каких мы пишем радиограммы, и пробежал его глазами; заметив моё изумление, фон Рёйдлих пару раз подтвердил свои слова кивком головы.
— Текст пусть не удивляет вас. Главное: вы должны передать её без малейших изменений. Минута в минуту, по моей команде. (Я кивнул.) Вам не всё ясно, но со временем вы начнёте понимать, что же, в конце концов, происходит. Таким образом, по уровню знания ситуации вы становитесь почти равным второму помощнику — да не обидится на меня инженер-механик, — тут он указал глазами на Дривера. — Ваша ответственность повышается пропорционально осведомлённости. С составом трибунала можете ознакомиться прямо сию минуту, – фон Рёйдлих сделал жест в сторону сидящих. — Уверен, до этого не дойдёт. Теперь ваши вопросы.
Капитан говорил жёстко и серьёзно, но что-то подсказало мне, что он имеет понятие о чувстве юмора. К тому же есть у меня такой грешок — сказать, и только потом подумать. Когда-нибудь это точно выйдет мне боком.
— Герр капитан, а что это был за «Летучий голландец»? — я понимал, что наглею, но курок был уже спущен. — С чёрным парусником на рубке?
Сказал и понял свою оплошность: назвал корветтен-капитана просто капитаном... по привычке... Однако он сделал вид, что так и нужно.
— Вы сказали «Летучий голландец»? Хм, — он усмехнулся. — Вы не
