— Разойдись!!! А ну, в сторону!!! — продолжал вопить комендант.
При этом он покачивался. Казалось, что голова его вот-вот лопнет, такая она была красная, а выпученные глаза были готовы выскочить из орбит.
— Разойдись, я сказал! Освободить проход к лодке! Капитан! Мы уходим в море! В Бразилию! Доложить рейхсфюреру! Арестовать их всех! Повесить! Расстрелять!!! Шпионы! Неподчинение офицеру СС?!
И с этими словами он начал вставлять магазин в автомат. Руки не слушались, однако он всё же сумел это сделать. Видя действия своего начальника, эсэсманны изготовили автоматы; он оттянул затвор — и они тоже…
Наш часовой — а это был Эрих Райманн — также был вооружён автоматом, но он был отгорожен от распоясавшегося (а точнее — свихнувшегося) эсэсовца живой стеной членов экипажа, и прежде всего — капитаном. К тому же, никто и предположить не мог, что произойдёт дальше.
Дитц отшагнул назад, повёл стволом и полоснул короткой очередью в сторону капитана. В тот же миг первый помощник Фогель стремглав бросился к нему, поднырнув под ствол, ударил по руке и ловким движением отбил автомат. Опешившие эсэсманны запоздали со стрельбой, но один из них всё же успел сделать три или четыре выстрела по Фогелю, попав также и в коменданта базы. Над всем этим прозвучали длинная очередь в воздух, выпущенная нашим часовым, и громовой голос Змея:
— Отставить!!! Не стрелять!!!
На несколько секунд наступила почти полная тишина. Её нарушили только звуки падения четырёх тел — Фогеля, Герхарда, маата Тробиша и коменданта. Вальтер Махемель, перехватив автомат часового, дал очередь по эсэсманнам. Автоматчики в песочных шортах и рубашках повалились на землю.
— Не стрелять!!! — изо всех сил заорал капитан, но было поздно.
Все бросились к упавшим, и только кок Риддер, сообразив, кинулся к лодке — как он потом сам сказал, за бинтами. Но не успел он даже прыгнуть на палубу, как остановился и замер, а потом отчаянно крикнул:
— Лодка горит!!!
Все обернулись и увидели, что из рубки, а также из открытого носового торпедопогрузочного люка ползёт сизый дым. На какое-то время все оторопели, и первым опомнился Змей. Я плохо помню последовательность дальнейших событий — всё просто смешалось. Лодка действительно горела. Дривер оставался внутри неё; с ним, кажется, был ещё кто-то, и что там произошло, никто не знает до сих пор. Тушить пожар было решительно нечем — воды полная бухта, но ни вёдер, ни помп со шлангами на берегу не было; дыхательные аппараты, конечно, находились в лодке. Кто-то кинулся к рубке, за ним ещё двое, остальные оставались на месте, потому что понимали, что ничего не смогут сделать. Все отдавали себе отчёт, что самое страшное будет, когда рванут аккумуляторы и торпеды, но ещё раньше рванёт артиллерийский боезапас. А заодно и топливо в цистернах. Но стояли, как вкопанные, и я в том числе.
Инквизитор замотал лицо мокрой тряпкой, прыгнул на палубу и нырнул в носовой торпедопогрузочный люк, ещё кто-то в кормовой, кто-то полез на рубку… Капитан крикнул: «Роге! Назад, к раненым!», однако тот уже скрылся внутри. За ними бросилось ещё несколько человек, и даже сам капитан рванулся было к лодке, но повернулся к лежащим телам.
Дитц получил пулю в шею и корчился в агонии; ещё один эсэсманн лежал с продырявленной грудью и не дышал. Фогель был ранен в живот, но, тем не менее, он пытался встать. Тробиш был убит прямо в сердце. Два эсэсманна полулежали на досках пирса, зажимая льющуюся кровь. И хуже всего — был застрелен наповал второй помощник Герхард Финцш… Он лежал на пирсе лицом вверх, раскинув руки и уставившись в небо остекленевшим взглядом голубых глаз. Единственная аккуратная дырочка была у него во лбу над левым глазом, а под затылком растеклась тёмно-красная лужица. Он успел заслонить капитана от пули, выпущенной Дитцем.
— Герхард, Герхард... — наклонившись, тихо прошептал, почти простонал Змей и закрыл ему глаза; в ту же секунду он распрямился и заорал: — Немедленно все с пирса! К ангару! Несите раненого!
Часть экипажа, в том числе капитан и я, осталась на пирсе возле лодки. На Змея было страшно смотреть. Он смотрел на свой корабль, сжав кулаки и стиснув зубы, словно испытывал невыносимую боль, правая щека нервно подёргивалась. Мы услышали, как свистит и шипит воздух, выходя из клапанов вентиляции балластных цистерн – кто-то открыл их, и лодка начала понемногу проседать в воде. Едва Фогеля оттащили подальше, как из камбузного люка, весь в саже, вылез Эрвин Штанцель. Обессиленный, он, словно куль, рухнул на палубу лодки ничком, неуклюже подвернув руки. Мальчик-с-пальчик бросился к нему, но было уже поздно — Эрвин умер. За ним из люка показался такой же чумазый Вернер Кох (это он вытолкал Эрвина наверх), затем отплёвывающийся Инквизитор. С трудом перебравшись на пирс, Вернер слабеющим голосом доложил капитану: лодку обесточили, тушили пожар всем, что подвернулось под руки, но победить огонь не удалось. Опасаясь взрыва, тут же приняли решение притопить корабль. Кроме клапанов вентиляции, они открыли кингстоны средней группы и трюмные, чтобы «Золотая рыбка» села килём на грунт. Вода пошла в трюм, она успеет затопить отсеки, так что взрыва снарядов, батарей, торпед и топлива, похоже, не будет... Сообщив это, Вернер потерял сознание, ноги подкосились, и он упал бы, если б его не подхватили на руки.
Ещё двое бросились на палубу, но тут из люков чуть ли не клубами повалил чёрный дым. Еле успели вынести наверх ещё двоих погибших — инженер-механика Дривера и старшего рулевого Циммерманна, у них были сильно обожжены руки и лица. Похоже, что они задохнулись и обгорели уже потом. Их положили около ангара и прикрыли брезентом. Теперь внутри лодки не было никого…
— Лейтенант-инженер всегда хотел, чтобы его похоронили в море, — с трудом проговорил перемазанный копотью обер-машинист Якоб, кашляя и комкая пилотку.
— Циммерманн тоже, — угрюмо добавил кто-то сзади.
—Что ж… — тяжело вздохнул фон Рёйдлих, надевая фуражку, — значит, так тому и быть. Пока же займёмся лодкой… и этими.
К нему подвели раненых эсэсманнов, они были уже разоружены. Капитан внимательно посмотрел на них и жёстко скомандовал:
— Заткнуть свои дырки — чем хотите — и бегом марш к себе в бункер или куда там ещё! Лейтенанту… вернее, унтерштурмфюреру этому
