Шлюпка с капитаном и гребцами ушла к самолёту, который подрулил и остановился в полукабельтове от пирса, выключив моторы.
Спустя полчаса шлюпка вернулась к берегу. Змей приказал всем собраться возле палатки с ранеными. Когда мы сумели это сделать (из всех эсэсманнов только пожилой фельдшер выглядел действительно культурным человеком и к тому моменту не напился), Змей выступил в середину круга и сказал:
— Друзья, внимание. Я улетаю в Арагуао. Самолёт прилетел, потому что база слишком долго не выходила на связь, и очень даже вовремя... В него все не поместятся — вы сами видите. Поэтому я забираю только раненых. Потом я вернусь. Командовать остаётся штурман, боцманн-маат Хорст Эйхелькраут; всем ему беспрекословно подчиняться. Пока меня нет, он ваш капитан. Стрелкам СС приказываю сдать оружие — исключительно в целях поддержания порядка.
Тут надо сказать, что этих эсэсманнов, которые выглядели более-менее трезвыми (если так можно сказать), было всего-то человек пятнадцать, так что они повиновались безропотно. Автоматы и пистолеты остальных, пьяных в доску, и так уже были у нас. Так что всё прошло нормально, без эксцессов. Похоже, что несколько лет под началом такой скотины, как этот Дитц, не лучшим образом сказались на их человеческой природе. Что же до унтерштурмфюрера Ганса, то он себя уже окончательно дискредитировал как офицер (в наших глазах, разумеется), однако эсэсманны его всё ещё слушаются. Ладно, лишь бы не мешал и не создавал проблем. В общем, всё было более-менее ясно… хотя, если честно, то совершенно не ясно.
— Я вернусь, — твёрдо пообещал Змей. — Даю вам слово морского офицера, слово подводника Кригсмарине, что в самое ближайшее время я за вами вернусь. Вы думали, задание выполнено? Нет, парни. Главное дело ещё впереди, вот так. Будет новая «Золотая рыбка», обещаю. — Он немного помолчал. — Главное — берегите друг друга. Не унывайте. Я вернусь. Это будет скоро.
Тут капитан вдруг словно что-то вспомнил и полез в нагрудный карман.
— Гейнц, подойдите ко мне. Вот, возьмите-ка.
И он протянул мне листок бумаги — такой же, как и тот, на котором был текст радиограммы о гибели U-925. Я даже вздрогнул.
— Что это, герр капитан? — спросил я.
— Это песня, Гейнц. Песенка из той самой книжки, про которую я говорил. «Остров Сокровищ», помните? Написал вам по памяти, ещё до пожара... Мы эту книжку ещё не раз вместе перечитаем. А песенку приказываю выучить к моему прибытию, — он улыбнулся. — Есть вопросы?
Вопросов была куча, но никто не проронил ни слова. От Змея веяло спокойствием, силой и уверенностью.
В шлюпке я сидел на кормовой банке, капитан на носовой. Между гребцами расположили Клауса Фогеля и обоих раненых эсэсманнов. Капитан-лейтенант не стонал, а только дышал тяжело и часто, тихим шёпотом просил пить. Шлюпка подошла под крыло летающей лодки; мы по одному передали раненых, а затем в её люк перелез капитан. Напоследок он высунулся и сказал:
— Да, ещё, чуть не забыл. Если доктор выйдет наружу — не пугайте, берегите его. Ждите меня. Удачи вам! Я скоро буду. Держитесь. Помогайте Хорсту.
— Хайль Гитлер! — по привычке ответил я за всех.
— Да ну вас, Гейнц… — поморщился Змей, с улыбкой махнул рукой и скрылся в кабине.
Дверь захлопнулась, мы начали грести к берегу, а самолёт раскрутил винты, развернулся, заскользил по глади бухты, оторвался от воды и пошёл на небольшой высоте. Он был ещё хорошо различим в тот момент, когда неожиданно пропал.
SIXTEEN
Минут пятнадцать понадобилось нам, чтобы хоть немного прибраться на верхней палубе после недавнего морского боя. Мы сбросили за борт труп негра, обнимавший грот-мачту, вместе с его пистолетом и мачете, а потом набили издырявленные пулями паруса и, описав циркуляцию, прошли над тем местом, где пошли на дно остатки «Золотой лани». Хотя ветер начал стихать, дым уже почти растаял; на поверхности воды посередине большого масляного пятна плавали куски пенопласта, спасательный круг, какие-то обломки — словом, всё, что осталось от некогда грозного пиратского корабля.
Ни одного живого человека в воде мы не заметили — вот так и сбылась старая флибустьерская песенка, которую всегда приписывают Стивенсону, но которую, сдаётся мне, пели и до него:
Fifteen men on a dead man’s chest —
Yo ho ho, and the bottle of rum!
Drink, and the devil had done for the rest —
Yo ho ho, and the bottle of rum!
Не считая Руслана, на острове было всего пятнадцать пиратов. И если все они принимали участие в погоне (что вполне вероятно), то ни один из них не остался в живых — ни Марио, ни Рябой Джек, ни Кастет, ни Жан-Люк по прозвищу Кулак, ни бандит-ветеран Мануэль, ни некто Крюгер, ни остальные безвестные разбойники, собравшиеся в эту шайку со всего мира. Пятнадцать человек на четыре сундука и ещё груду сокровищ… Остров Кидда вновь остался безлюдным. А может, и нет, кто знает… Он снился мне в детстве, потом вошёл в мою жизнь неожиданно и ушёл из неё совсем не так, как мне бы того хотелось. Встреча с ним едва не поколебала мой дух флибустьера-романтика, которым я был до сих пор, и которым желал остаться. Оборотная сторона пиратства и впрямь оказалась не очень приятной — прямо как новая перевязь Портоса в «Трёх мушкетёрах».
Нам в этой схватке тоже здорово досталось. Рубка была буквально изрешечена, ни одного целого иллюминатора, и удивительно, что я отделался всего лишь царапиной, а Мэг не зацепило вообще. Мы остались без радара, без обоих приёмников GPS, без ноутбука; разумеется, пули не пощадили и путевой компас. Дырявые паруса, залитый кровью кокпит и набухшая скула Мэг, уже ставшая фиолетовой — я склонен полагать, что это не слишком большая цена за то, что мы остались живы.
Мэг измерила у Руслана давление и пульс, покачала головой и сказала тревожно:
— Си-Джей, боюсь, мы его не довезём. Я очень хочу, чтобы он жил. Понимаешь?
Я кивнул. Что ж не понять? Этот человек из далёкой и загадочной страны внушал одновременно страх и уважение. За его волчьей внешностью неожиданно открылись некие черты характера, которых мне, например, весьма не хватает. С одной стороны, он нас фактически спас.
